Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

Суоми в огне читать книгу онлайн
«Суоми в огне» — широкое историческое повествование о судьбах революции и гражданской войны в Финляндии, об огромном революционизирующем влиянии Великого Октября.
— В рабочих семьях сыновья обычно всегда бывают на стороне матери, если в семейной жизни возникает разлад, — объяснял Анстэн. — Матери больше всех достается, и дети ведь видят, сколько тягот и забот ложится на мать. В детях уже с самых ранних лет развивается острое чувство справедливости.
Так философствовал старый Анстэн, выслушав историю Хейкки Эсколини, рассказанную им самим.
III
В длинные зимние вечера вдруг захочется петь. С песней время бежит быстрее. И вот в полумраке комнаты кто-то тихо заводит печальный напев голодной зимы:
Смотри, там, в избушке
При смерти мать-старушка,
А дети, худые, босые,
От голода-холода плачут
И просят у матери хлеба...
Песня тянется тоскливо, щемяще, но все-таки она хоть немного отвлекает от тяжелых дум. И уже слышится новая мелодия.
Сначала она чуть доносится из угла комнаты, и кажется, что человек еще не поет, а только настраивается на нужный мотив. Да и многим незнакома эта боевая песня, пришедшая в их далекую лесную глушь с чужой стороны. Ману услышал выделявшийся густой бас своего двоюродного брата Аукусти, когда красногвардейцы дружно подтянули:
И взойдет за кровавой зарею
Солнце правды и братства людей.
Купим мир мы последней борьбою,
Купим кровью мы счастье детей...
У Ману что-то шевельнулось в душе, и он тоже стал подпевать, когда призывно зазвучал припев песни:
Вставай, подымайся, рабочий народ!
Вставай на врагов, брат голодный!
Раздайся, крик мести народной! Вперед!
Песня росла, ширилась и звучала все сильнее. Ее пели теперь почти все. Кое-кто подпевал тихонько, не зная слов, но красногвардейцы помоложе пели от души, задорно и уверенно. Слова этой новой песни сразу стали для Ману близкими, и песня еще долго звучала у него в ушах. Илона тоже вышла из своей комнатки и остановилась на лестнице послушать. В их доме еще никогда не пели таких песен. Припев повторялся снова и снова, и звонкие, смелые слова наполняли весь дом:
Вставай, подымайся, рабочий народ!
Вставай на врагов, брат голодный!
Рано утром красногвардейцы выстроились во дворе. Был получен приказ овладеть большим хутором Кангас и прорвать фронт белых.
Сумрачное утро было заполнено трескучим морозом, мохнатым инеем, отрывистым лаем собак, хлопаньем дверей и скрипом шагов. И во всем этом было что-то бодрящее.
Рота Ялонена тронулась в путь. До хутора было километра четыре. Там на пригорке выстроились дома, окруженные высокими заборами. Издали хутор был похож на большую деревянную крепость. Сразу за хутором вздымался ощетинившийся лес.
Наступление было неплохо подготовлено, и это поднимало в людях боевой дух. Где-то слева уже гулко ухала пушка и строчили пулеметы. Их было по крайней мере три. С левого фланга начала свое наступление красногвардейская рота из Хельсинки. Когда противник сосредоточит на ней все внимание, в атаку пойдут бойцы Ялонена, укрывшиеся пока за большим каменным сараем. Им предстоит напрямик пересечь снежное поле, на котором темнели огромные камни-валуны — вечная помеха земледельцу — да навозные кучи. За ними можно укрыться, лишь бы добежать...
Впереди виднелась длинная стена сарая. В высоком фундаменте строения темнели отверстия — небольшие окошки, которые могут оказаться очень опасными, если там притаились пулеметы. Из-за сарая выступал кусок крыши и угол зеленого хозяйского дома.
Пушка продолжала обстреливать хутор, и уже не раз со двора дома поднимались в воздух клубы дыма и земли. Пулеметы красных строчили по окнам сарая.
И вот пришло время идти в атаку роте Ялонена.
— Вперед, ребята, за мной!
Юкка поднялся и, чуть пригнувшись, побежал вперед. Тут же ринулись в атаку другие, обгоняя его. Сперва бежали цепью по глубокому снегу, но потом все сбилось, перепуталось, перемешалось. Скорее к дому, в укрытие, пока артиллерия ведет огонь.
Рота из Хельсинки уже добралась до крайних строений, и там шла теперь ожесточенная перестрелка. Белые в панике перебегали во двор усадьбы Кангас.
И вот оттуда заговорил белый пулемет. Вовремя заметив опасность, Аукусти бросился к самому склону горы. «Туда огонь не достанет», — мелькнула мысль. Увидев вдруг, как пулеметная очередь подкосила тех, кто добежал до изгороди, Карпакко пригнулся и зарылся с головой в снег. Немного погодя он приподнял голову и огляделся, собираясь бежать до ближайшего забора. Неожиданно где-то совсем рядом раздался душераздирающий крик.
Аукусти обернулся и обомлел. Навстречу ему, покачиваясь, шел человек с обезображенным, окровавленным лицом. Раненый, хватая руками воздух, тяжело повалился на изгородь. Снег под ним начал быстро краснеть...
Все это близко видел и Кавандер. Вначале он будто окаменел, а потом вдруг заорал не своим голосом. Аукусти решил, что Кавандер тоже ранен, но тот быстро вскочил и яростно ринулся вперед, словно убегая от страшного видения.
Карпакко раздумывал. Вообще-то надо бы остаться с раненым и помочь ему, но тогда он отстанет от своих. «Ничего, скоро придут санитары», — решил Аукусти и бросился вдогонку за бойцами.
Темная цепочка наступающих уже растянулась по склону за скотным двором. Аукусти еле поспевал за ними, но вот уже и он оставил позади себя последнюю изгородь.
Высокую изгородь повалили на снег, и тонкие жерди только трещали под ногами красногвардейцев. Впереди крутой подъем на вершину бугра, а там под прикрытием длинной стены скотного двора можно прорваться прямо во двор усадьбы Кангас.
В воздухе неприятно посвистывали пули, словно торопясь рассечь его на невидимые кусочки. Цок-цок... цок-цок... фью...
— Эй, ребята, они драпают! А ну, прибавьте огня! Жми белым на пятки!
Эти решительные слова, прозвучавшие откуда-то слева, подбодрили людей. Тяжело дыша, все дружно поднимались на бугор. Вот кто-то, поскользнувшись, с размаху растянулся на земле.
За углом скотного двора у белых был установлен пулемет. Теперь он молчал. Мужчина в кожаной куртке неподвижно лежал на пулемете, словно хотел прикрыть его.
— А ну-ка посторонись! — сказал Аки и
