Это - Фай Гогс

Это читать книгу онлайн
Это – роман, который не ждал успеха, но неизбежно произвел фурор.
Скандальный. Нахальный. Безбашенный. Он не просто вышел – он ворвался в мир, швырнув вызов всем и сразу. Его ненавидят. Его запрещают. Поговаривают, что его автор, известный в определённых кругах как Фай Гокс, отсиживается где-то на краю цивилизации. Именно там и родился его дебютный роман, который теперь боятся печатать и цензурировать – настолько он дерзок и едок.
Вы не готовы к этой книге. Она слишком смешная, слишком злая и слишком умная. Она заставит вас хохотать и одновременно задыхаться от возмущения. Вы захотите её сжечь… а потом, скорее всего, купите второй экземпляр. Готовы рискнуть? Тогда открывайте. Если осмелитесь.
Джо, двадцатипятилетний рекламщик из Нью-Йорка, получает предсмертное письмо от своей тети, в котором та уведомляет его, что собирается оставить все свое весьма крупное состояние своей воспитаннице Лидии, о которой тот ничего не знает. В письме содержится оговорка: наследство достанется Джо, если он докажет, что Лидия — ведьма.
Задача, с которой сегодня справилась бы даже парочка третьеклассниц, вооруженных одной лишь верой в силу слез и взаимных исповедей, на поверку окажется куда сложнее. Герою не помогут ни трюки с раздваиванием, ни его верная «Беретта», ни запоздалое осознание глубокой экзистенциальной подоплеки происходящего.
«Это» — роман, написанный в редком жанре онтологического триллера. Книга рекомендована к прочтению всем, кто стремится получить ответы на те самые, «вечные» вопросы: кем, когда, а главное — с какой целью была создана наша Вселенная?
В большом искусстве Фай Гокс далеко не новичок. Многие годы он оттачивал писательское мастерство, с изумительной точностью воспроизводя литературный почерк своих более именитых собратьев по перу в их же финансовых документах. Результатом стало хоть и вынужденное, но вполне осознанное отшельничество автора в природных зонах, мало подходящих для этого в климатическом плане.
Его дебютный роман — ярчайший образчик тюремного творчества. Он поставит читателя перед невероятно трудным выбором: проглатывать страницу за страницей, беззаботно хохоча над шутками, подчас вполне невинными, или остановиться, бережно закрыть потрепанный томик и глубоко задуматься: «А каким #@ №..%$#@??!»
Увы, автор не успел насладиться успехом своего детища. Уже будучи тяжело больным, оставаясь прикованным к постели тюремной лечебницы для душевнобольных, он не уставал твердить: «А знаете, что самое паршивое? Написать чертов шедевр и видеть, как эта жалкая кучка имбецилов, так называемое "остальное человечество" продолжает не иметь об этом ни малейшего понятия!»
– Издеваетесь? Я только с липосакции – переборщил с бодипозитивом. Лучше пойду и займусь чем-нибудь поумнее – напьюсь растворителя, или повешусь, или…
Ситуацию спасла моя верная помощница.
– А можно, я съем? – пролепетала она.
Ну что тут скажешь, друзья мои… Много мне пришлось повидать всяких мерзостей в жизни, но воспоминание о Кэти, с остекленевшим взором поедающей бургер, и по сию пору вызывает у меня неконтролируемые приступы тошноты!
Глава 3
В которой пацаны крепко призадумались
Для того, чтобы ящик крепкого аббатского эля оказался на крыше небоскреба на Тридцать пятой улице, в котором располагается штаб-квартира «Общества защиты прав ЛГБТ», мне сперва пришлось основательно поработать пальцами и языком. Подделать квитанцию службы доставки большого труда не составило, но еще пятнадцать минут я убеждал охрану, что ни один гей или лесбиянка по моей вине сегодня не пострадает.
– Я угощаю! – царственно провозгласил я, открыв плечом дверь на мансардный этаж, где под ярким светом софитов мои друзья Стивен, Мэтт и Робби наносили последние мазки краски на изображение монструозной, анатомически достоверной вагины вокруг двустворчатой стеклянной двери и вывески со словами «Глубокая бездна».
Спустившись со стремянок и увидев пиво, чуваки удивленно забубнили:
– Бельгийское?! Черт, откуда у парня деньги?
– Да, как-то даже не по себе! Ну где он их мог взять, а? Тут какая-то тайна…
– Не спрашивайте, откуда они у него! Я отказываюсь это знать. Моя сестра до сих пор боится надевать кольцо, которое наш мальчик ей подарил – думает, что он снял его с мертвой женщины, – с милой улыбкой проворковал Робби.
– Тупицы! Я убиваю всего четыре типа людей: тех, кто носит одежду желтого цвета…
– Вот увидишь: сейчас зачем-то на пунктуацию перейдет…
– …тех, кому, в, каждом, пробеле, без, запятой, мерещится, подвох…
– Говорю тебе, бро: этого типа корежит от запятых, словно черта от кристингла…
– …тех, кто «берет» в кавычки расхожие выражения; а особенно тех, кто «походу» в изнасилованных производных предлогах видит остроумный субститут подобия, но не повод для кровавой резни…
– Ты понял, почему он не «взял» в кавычки слово «остроумный»?
– Потому что кавычки сделаны из запятых, а он ненавидит запятые?
– Короче, комрады: я заключил контракт…
Мэтт замахал руками:
– Ни слова больше! …М-м… подмышечный спрей «Миссис Снуффли»?
– И близко не валялось. Следующий!
– Корм для хомяков «Пако Вонючка»?Серия путеводителей по городу Бойзи, штат Айдахо? Мужские трусы «Коротышка Кармайкл»? – орали пацаны наперебой.
– Все мимо, болваны. Готовы? «Мак-Мать-Его-Да-а-а-гглз»! Бдыщь-бдыщь, пиу-пиу, лузерята!
Я победоносно подул на указательные пальцы, из которых струился воображаемый дымок. У мучачос отвисли челюсти.
– Врешь! Быть не может!
– Угум, ролики на телевидении, билборды…
– Чувак, как ты это сделал? Лови вайбы любви, брат! Тяни пятерню! Жжешь!
Мы расположились на шезлонгах перед входом в клуб. Держа в руках открытую бутылку, я начал свою тронную речь:
– Так, малявки, тишина! Хочу вам сказать кое-что. Вы знаете, что много лет я глубоко сидел в том самом месте, откуда двадцать три года назад, перепутав дорогу, появился на свет наш друг Стивен (невнятный гул одобрения). И вот теперь, когда в темноте впервые забрезжил светлый лучик надежды – что же я вижу, сэры? Кто надоумил вас, что клитор похож то ли на авокадо, то ли на рожу Харви Вайнштейна?
– Фу, чувак, это было так грубо! Мэтти же старался…
Здесь, наверное, пришла пора немного рассказать о моих друзьях. Которые, как вы сами потом убедитесь, сыграют в этой истории просто невероятно важную роль! Хотя еще правильнее будет сказать – не сыграют вообще никакой. И я им за это очень признателен. Почему, спросите вы? Да потому, что этих бестолковых оболтусов лучше держать подальше от любых историй, иначе эти истории превратились бы в нескончаемые вариации одного единственного сюжета, на котором основаны все без исключения ситкомы девяностых: несколько инфантильных дебилов навечно заперты в одной комнате, и любое их начинание заканчивается позорной неудачей под злорадный смех таких же дебильных зрителей.
Я познакомился со всеми тремя несколько лет назад на знаменитой «Задничной выставке» в галерее Робби в Сохо, куда я и сам тогда пристроил пару задниц (холст, масло). То было время смелых творческих экспериментов, основанных на моем живом – я бы даже сказал, всепоглощающем интересе к данной теме, и благодаря этому интересу я сильно сблизился с начинающим галеристом и двумя главными звездами выставки, художниками Мэттом и Стивеном.
Задницы, правда, в ту пору у них выходили совсем неубедительными, поскольку писали они их, основываясь на туманных, обрывочных воспоминаниях о предмете. Их бешеный юношеский темперамент, столь долго подавляемый зубными скобами, очками с толстыми линзами и строгими еврейскими мамашами, не позволял им продолжать спокойно сидеть у мольберта, когда натурщицы снимали трусы. Пацаны начинали распускать руки, а натурщицы начинали звонить в полицию.
Даже видавшие виды сыщики долго отказывались верить в то, на что они каждый раз натыкались в деле четырех юных постимпрессионистов. Хотя в нашем ремесле маскулинные типажи отсеиваются еще на этапе рисования фруктов, все трое подследственных оказались гетеросексуалами – включая меня, но исключая Стивена, который был девственником – другими словами, все еще числился подающим надежды проспектом без права претендовать на профессиональный контракт.
Когда-то давным-давно, в эпоху мрачного средневековья трех-пятилетней давности подобное единодушие в пределах любой отдельно взятой творческой группы еще могло быть оправдано тем, что прежде обвиняемые не пользовались должной свободой при выборе гендерных ролей; теперь же оно безоговорочно обрекало нас на тотальную обструкцию возмущенных коллег, строивших за нашими спинами подлые козни в редких паузах между обязательными для всех прочих участников индустрии гомосексуальными оргиями. Эта наша убежденность обосновывалась одним единственным – зато совершенно неопровержимым наблюдением: в двери наших мастерских отчего-то не ломились хищные толпы агентов, покупателей и меценатов!
Возможно, из-за того, что с натурщицами мне везло гораздо чаще, я быстро завоевал авторитет в этой компании. Мы вскладчину арендовали большую мастерскую над галереей Робби, где попытались развить ошеломительный успех «Задничной выставки», о которой, например, известнейший искусствовед Рон Циммер в своем обзоре в «Геральд» написал (честное слово): «…проходя мимо одной из галерей на Хаустон стрит, и стараясь не смотреть на огромную, ярко-зеленую ж… в ее витрине, я…»
Дальше речь шла о чем-то, не имеющим отношения к задницам, но это не мешало нам при каждом удобном случае с важным и
