Перемещенные - Сания Биккина

Интересно, у Капитана есть семья? Люблю представлять, как люди приходят вечером домой, а там у них дети, собаки и попугаи, холодильники и каждый день разная еда. И они живут, как раньше жили мы с папой и котом Лосьоном. Живут – и не знают даже, как это хорошо – приходить вечером домой. К своему холодильнику и коту.

Остаток пути до кабинета я думаю о Лосьоне и о том, как, наверное, ему страшно было оставаться там без нас. Бр-р-р.

В классе стоит тишина, хотя еще десять минут до начала урока. Наш классный держит в руках стопку листов и, видимо, пытается рассказать про проект. А рядом с ним – я глазам своим не верю – сидит женщина из полицейского участка. И конечно же, что-то записывает в протокол. Значит, это она и будет налаживать атмосферу в нашем классе? Ну что ж, кажется, Капитан обречен. Я чуть не засмеялась, но ловлю внимательный взгляд учителя и молча сажусь за парту.

Наш классный работает в школе второй год. Он только закончил учиться сам, и мы его не очень-то считаем за взрослого. Он в очках, невысокого роста, очень худой, с черными кудрявыми волосами и крючковатым носом. Мы зовем его по имени – Роман. А он и не против. У Романа есть удивительная способность – он не строгий, но все его слушают. Голос у него негромкий, его никто не боится, но все считают, что ему нужно помогать и его нельзя обижать. Как ему это удалось – никто не знает. Другие учителя, наоборот, не могут справиться с нами и даже ходят к Роману советоваться.

– И вы все в этом проекте участвуете, – доносится до меня окончание речи Романа.

Ну прекрасно. Творческий проект. Дурацкий творческий проект.

– А что мы должны делать? – тихо спрашивает Майя. Та самая девочка, которая меня избегает.

– Вы сами должны придумать, что будете делать. Вас шестнадцать человек. Предлагайте варианты!

Тут, конечно, начинается гул. Идей, естественно, немного. А вот возмущения полно. Гера стягивает со светлой косички Евы резинку и нервно щелкает ею по учебнику. Антон надрывается, что ничего не хочет придумывать и это незаконно. Он аж покраснел и стал похож на спикера в палате лордов – я такое видела в кино. Леон говорит, что он не творческий человек. А поскольку он заикается, то звучат его возмущенные тирады раздражающе долго. Мог бы и промолчать. Я не без наслаждения думаю, что зря волновалась – никакого проекта не будет, мы просто не договоримся. И тогда я незаметно отсижусь – и уеду.

Ищу глазами Мирика. Он на своем любимом месте за третьей партой у окна. Сидит с прямой спиной и бесстрастно читает комикс. Надо же, Мирик, оказывается, может читать комиксы. Он же вроде ничего не способен чувствовать?

Я, как в телевизионной игре, судорожно перебираю варианты, как быть и что делать:

A. Игнорировать Мирика и вести себя с ним надменно.

B. Попросить прощения и попробовать быть милой.

C. Сделать вид, что ничего не было.

D. Начать скандалить и требовать справедливости.

Невозможно выбрать. Вроде хочется быть надменной – это мне всегда удавалось. Но папа выбрал бы попросить прощения. Я действительно немного перегнула палку. А вот мама просто сделала бы вид, что ничего не было. Что же выбрать?

Но тут Мирик, кажется, почувствовал, что я его разглядываю, обернулся и застал меня врасплох.

– Привет, – машинально шепотом говорю и улыбаюсь. Ну что ж, интонация выбрана. Теперь, видимо, придется быть милой и просить прощения. – Как ты?

– Привет. Я окей, – отвечает Мирик и возвращается к чтению. Ух-х-х-х, бесит. Вот и поговорили.

В этот момент в класс заходит учитель, и начинается урок. Роману приходится покинуть кабинет, а вот социальный педагог остается сидеть на месте. Интересно, как ей не лень столько записывать в своих бумажках? Как эти записи помогают ей понять нас и придумать помощь? Я вообще замечаю, что люди слишком много заняты бумажками и слишком мало – по-настоящему важными делами. Я даже представляю это себе, как будто человечек падает в такой огромный бассейн, с неба на него валится куча бумажек, и он в них тонет. Напрочь.

Какая-то бесполезная работа. Весь наш с папой путь в этой стране состоит из бумажек. Бумажек, чтобы жить здесь, бумажек, чтобы проверить здоровье, чтобы получать пособие, чтобы записаться в школу, чтобы подключить телефон, чтобы сделать банковскую карточку, чтобы мне выдавали еду. Теперь эта женщина заполняет бумажки, потому что у нас какой-то особо дурацкий класс. Чем больше бумажек я вижу, тем более ненужной и одинокой себя чувствую. Как будто настоящая я не существую, а важнее всего слова и цифры. И только слова и цифры могут меня описать. И только они могут решить, есть у меня право на нормальное существование или нет.

Урок ужасно скучный. Мне хочется срочно что-то предпринять, и я передаю Мирику записку.

Прости, пожалуйста. Аделия.

Мирик, как сидел, с прямой спиной поворачивается ко мне, кивает. Потом секунду думает и показывает колечко из большого и указательного пальца – все окей. Ну, будем считать, все позади. Здорово. Хорошо, что я не выбрала надменный вариант – пришлось бы долго так ходить, закатывать глаза, молчать. А так вот раз – и все закончилось. Прямо даже плечи расслабились, и дышать стало легче.

Больше сегодня ничего не происходит. На другой перемене Роман снова пытается поговорить о проекте и потом назначает общий сбор на завтра. На математике я вежливо, но настойчиво отказываюсь выходить к доске, чтобы не было как на прошлом уроке. К счастью, никто не обращает на это внимания. Мирик весь день читает свой комикс. Оказывается, комикс иностранный. Ну кто бы сомневался! Гера, Антон и компания в своей манере пытаются срывать уроки. Все идет своим чередом.

На следующее утро я опаздываю в школу, бегу. В коридоре сталкиваюсь с Капитаном.

– А! Аделия, доброе утро. Как движется ваш проект?

– Мы… мы еще думаем.

– Помните, что у вас всего шесть недель.

А мне нужно тихонечко подождать четыре недели, и я уеду, думаю я. Пусть местные сами разбираются со своей школой и своими конкурсами.

В классе уже все в сборе. Итак, первый урок – мозговой штурм. Роман записывает на