Перемещенные - Сания Биккина

– О! Тощно-тощно! – Я не успела прожевать. – Мы сделаем фильм про пожилых людей. Это будет очень социально.

– Надо же обсудить детали…

– Не-не, я придумаю сама все, получится круто!

Рая снова серьезно смотрит на меня, доливает нам чай и подпирает рукой подбородок. Наверное, тоже оценила масштаб моей темы.

Чтобы ничего не забыть, я быстро записываю мысли в тетрадь. Кто будет смотреть фильм и где его будут показывать? Как мне вызвать эмоции у зрителей, чем зацепить их? Потом я подумаю про стиль съемок и монтажа. И начну снимать первые пробные кадры. В целом в голове все складывается.

Сейчас вечер, список дел окончательно составлен, я потягиваюсь, удовлетворенно откидываюсь на спинку стула и улыбаюсь. Во-первых, моему классу повезло со мной. Роман с Капитаном тоже скоро это поймут. Если бы не я – у них вместо проекта была бы картина из грязных носков, ха-ха. Во-вторых, со своим фильмом я наверняка займу первое место и получу грамоту и кубок. И мама будет мной гордиться – ведь я сделаю это в одиночку! А Капитан такой скажет: «Ты спасла нашу школу и меня, хоть ты и из лагеря для беженцев». Приятно будет – не то слово. Да еще и рекомендательное письмо сделают. Хотя… Совсем забыла! Я же уеду к маме до итогов конкурса! Ну, значит, грамоту мне передадут. И я буду участвовать во вручении по видео, скажу речь про то, что вот мы в разных странах, но нас объединяет общее желание – решать социальные проблемы. В зале все захлопают. А Роман смущенно получит грамоту за меня. Ну просто чудесно все складывается. Осталось снять.

Значит, ближайшие две недели буду готовить концепцию фильма. Плюс еще надо подтянуть оценки, а то я что-то съехала. Неохота учиться просто. Просто программа тут другая, да еще чужой язык. И в прошлом году я несколько месяцев недоучилась.

Выбираюсь на вечернюю прогулку – надо немного переключиться. На улице внезапно холодно, пришлось вернуться и утеплиться, заодно надела бейсболку. Лагерь вечером становится тихим и медленным. Маленькие дети ложатся спать, пожилые заходят внутрь, чтобы там закончить свои разговоры за чаем или возле телевизора. Те взрослые, кто освоился в городе, стараются незаметно пройти к корпусам, прижимая к себе пакеты «с напитками и закусками», как они это называют. Возле семейных корпусов сидят девочки и мальчики из младшей школы. Они выглядят быстро повзрослевшими, что-то шумно и серьезно обсуждают, размахивая руками. Мамы безо всякого успеха зовут их внутрь. Из некоторых окон слышны обрывки фильмов, из других – обрывки ссор и споров.

Я иду по территории и чувствую себя очень странно. Густые сумерки, как будто даже небольшой туман. Воздух влажный, пахнет сыростью. Бетонные прямоугольные строения, истертые асфальтированные дорожки. Много зелени. И еще здесь всегда много звуков птиц и насекомых. И совсем нет звуков города. Если уйти чуть вглубь, подальше от жилых корпусов, при этом закрыть глаза, то можно представить, что я на кладбище. Я была там в детстве и помню это ощущение. Природа, птицы, камни и немного приглушенных голосов. Граница жизни и смерти. Стою с закрытыми глазами и пытаюсь понять свои чувства.

– Что ты тут делаешь, девочка? – О, это голос директрисы Кляксы!

– Гуляю.

– Поздно гулять, иди домой.

– У меня дом в другой стране. – Не могу удержаться, очень хочется ей ответить.

– Ты глянь, какая умная. Тогда топай в свой корпус. Или гуляй в том районе.

Больше никакого кладбища. Моя мама в таких случаях говорит: «Мертвого из могилы поднимет». Это вот точно про Кляксу.

– А вы разве живете с нами в лагере? Я думала, вы уезжаете домой.

– Тебе какое дело? Я уезжаю, но иногда работы много, задерживаюсь. Ради вас все.

– Вам помочь, может?

– Помоги, да. Уйди, например. Хотя стой. Помоги мне дверь открыть, возьми вот ключи из сумки. Ага. Не, не зеленый. Зеленый от склада. От офиса красный. Давай.

Я открываю Кляксе ее офис. Она заносит две стопки разноцветных папок внутрь, кладет их на стол. Я захожу следом, чтобы отдать ключи – огромную связку с номерками и брелоками. Оглядываю пространство, впервые замечаю, как много на стенах грамот, а на полках призовых кубков и статуэток разных размеров.

– Вы спортом занимаетесь?

– Что?

– Ну, у вас кубков столько и грамот…

– Грамоты за работу. А кубки мои за бег, эстафеты. И тоже за работу, конечно. – Она с гордой улыбкой смотрит на свою «стену славы». – Некоторые награды моих детей. Хочется их видеть каждый день.

– Я тоже спортом занималась. И награды были, но ничего не сохранилось теперь.

– Так, девочка. Помогла немного – и спасибо. Но ты иди. Вместо меня работу никто не сделает.

Клякса энергично проходится по кабинету, раскладывает папки и еще какие-то вещи и усаживается в крутящееся кресло.

Я выхожу на холодную улицу и спрыгиваю с крыльца. Наверное, действительно пора к себе. День вполне плодотворный – я определилась с проектом и выбрала удачную тему. Прямо на победу иду. Представляю себя с призами и грамотами, но почему-то в кабинете Кляксы на фоне стены с кубками и с гордой улыбкой. Меня немного передергивает. Фу. Неужели у нас с ней есть что-то общее? Неужели я на нее похожа? Но, с другой стороны, я хочу выиграть, она хочет выиграть – вполне нормально.

Еще через пару шагов и тройку мыслей вспоминаю, что оставила свою бейсболку на столе у директрисы. Хорошо, что недалеко ушла. Топаю обратно, прохожу мимо окна, которое всегда немного приоткрыто. Слышу обрывок разговора.

– Да вообще! Такая наглая, представляешь? Кепку свою вот еще у меня оставила. Надоели они, ты не представляешь. А теперь, значит, и беженцами их нельзя называть – только «перемещенные лица». Ты подумай… Ничего теперь нельзя говорить. Когда это уже кончится!

В ответ ей что-то бубнит телефон. Она продолжает: беженцы глупые, больные, необразованные, некоторые толстые, а пойди найди на них одежду подходящего размера.

– Паразиты. Натурально паразиты. Свои дома не смогли защитить, пришли к нам тут. Представляешь? Особенно старухи вот эти. Кому они нужны? А капризов столько – одежда не та, еда не та, врача надо. Но ты сам знаешь, я должна еще немного потерпеть. Ладно, вы давайте ужинайте, я тут доделаю все и позже приеду.

Заставляю себя отойти от окна. В груди все клокочет, и я уже готова разнести кабинет этой вонючке. Почему к нам можно так относиться? Почему мы люди второго сорта? Я