Каменная сладость прощения - Лори Нелсон Спилман

Могу рассказать милую сказочку о девочке, живущей в постоянной тревоге, потому что она никак не оправдывала ожиданий матери. – Ее лицо покрывается красными пятнами, и мне приходится сдерживаться, чтобы не дотронуться до ее руки, успокоить ее. – Но я сжалюсь над тобой. Короче говоря, я затаила злобу на весь мир. Я обижала людей. А тот, кто обижает других, сам бывает обижен.

Я сглатываю ком в горле:

– Кто мог знать, что ты была такой же жалкой, как я?

– Мы причиняем зло, когда пытаемся скрыть нашу боль. Но эта боль в той или иной форме всегда выйдет наружу.

Я натянуто улыбаюсь:

– Твоя была больше похожа на струйный распылитель.

Уголки губ Фионы ползут вверх.

– Нет, это был долбаный гейзер.

– Ну вот.

Она вскидывает руки вверх:

– Даже теперь, придумав эту причудливую штуку с Камнями прощения, я чувствую себя шарлатанкой. Зачастую я сама не понимаю, о чем говорю, черт возьми!

– Конечно понимаешь, – смеюсь я. – Ты гуру прощения. Ты написала книгу.

– Да, верно. Но у меня нет определенного плана. Если честно, я просто девочка, которая стоит перед аудиторией, надеясь на прощение. Обыкновенный человек, как многие другие, который хочет быть любимым.

Я чувствую, как у меня начинает щипать в глазах, и качаю головой:

– Не эти ли слова говорит Джулия Робертс Хью Гранту в финале «Ноттинг-Хилла»?

Она улыбается:

– Я говорила тебе, что была обманщицей.

* * *

Минуло два дня с парада в День памяти, и маленькие американские флаги продолжают обрамлять дорожки «Гарден-Хоума». Я вхожу в здание, с удивлением обнаружив Дороти за пустым столом в обеденном зале. Ланч подадут только через полчаса. Кто-то повязал ей вокруг шеи в качестве нагрудника махровое кухонное полотенце. Мне хочется сорвать с нее эту тряпку, напомнить персоналу, что у этой женщины есть чувство собственного достоинства, но потом я понимаю, что сиделка прикрыла ее одежду, чтобы Дороти не испачкалась.

Подойдя к столу, я достаю из сумки ломоть хлеба.

– Чую хлеб Ханны, – говорит она.

Сегодня голос у нее более бодрый. Может быть, время творит свою магию. Или Дороти получила весточку от Мэрилин.

– Доброе утро, Дороти.

Наклоняюсь, чтобы обнять ее. Аромат духов «Шанель», ее тонкие руки, обнимающие меня за шею, вызывают во мне сентиментальные чувства. Или, возможно, дело в том, что на следующей неделе я уезжаю. Какова бы ни была причина, этим утром я обнимаю ее крепче обычного. Словно чувствуя мой эмоциональный настрой, она поглаживает меня по спине:

– Все в порядке, Ханна Мария? Садись и рассказывай.

Я пододвигаю стул и рассказываю ей о визите Фионы.

– Меня поразило, что она проделала такой путь, чтобы только извиниться.

– Чудесно. И тебе стало лучше?

– Да. Но присяжные вышли из зала суда, чтобы принять решение по вопросу избавления от стыда – нужно это или нет. К примеру, мы с тобой. Вернется ли наша жизнь к норме?

– Дорогая, разве не знаешь? Признание освободило нас. Но в следующий раз необходимо быть более осторожным, когда обнажаешь эти хрупкие кусочки сердца. Открываться стоит лишь тем людям, которые не воспользуются нашей слабостью.

Она права. Клаудия Кэмпбелл явно не подходит для роли конфидента. Да и от Майкла напрасно я ждала сочувствия.

– Я рада, что ты настроена оптимистически.

– Да. Теперь у нас все есть. – Дороти дотрагивается до моего плеча. – Наконец мы обрели себя.

На минуту я задумываюсь:

– Да? Будем надеяться, что этого достаточно. Расскажи, что у тебя нового? Как там Патрик?

– Отлично. – Она достает из кармана письмо и протягивает мне.

Я с улыбкой спрашиваю:

– Он написал тебе любовное письмо?

– Оно не от Пэдди. Это ответ на мои камни.

Ее простила Мэрилин! Потрясающе! Но потом я вижу обратный адрес:

– Нью-Йорк?

– Давай прочти. Вслух, пожалуйста. Хочу снова его услышать.

Я разворачиваю письмо.

Дорогая миссис Руссо, я с удивлением получил Ваше письмо с извинениями. Как видите, я возвращаю Вам камень, но хочу, чтобы Вы знали: в Вашем извинении не было никакой необходимости. Я искренне сожалею, что Вы считали себя виноватой передо мной после того происшествия в классе.

Я действительно не вернулся больше в старшую школу Уолтера Коэна. Вы наверняка думали, что подвели меня. Но на самом деле все эти годы я считал Вас своей спасительницей. Эта фраза может показаться Вам избитой, но в тот июньский день я вошел в Ваш класс проблемным пареньком, а вышел мужчиной. И более того, мужчиной, который мне в целом нравился.

Хорошо помню то утро. Вы подозвали меня к учительскому столу, чтобы показать мои оценки. Ничего, кроме отметок о «неполном курсе». В том семестре я не выполнил ни одного задания. Вы очень мягко пытались объяснить мне, что Вам ничего не остается, как не допустить меня к экзаменам.

Это не стало для меня полной неожиданностью. Весь семестр Вы не оставляли меня в покое. Не помню, сколько раз Вы звонили мне домой, а однажды даже появились на пороге моего дома. Вы упрашивали меня посещать школу, увещевали мою мать. У меня не было сдано к экзаменам шесть зачетов, а это означало, что в том семестре мне предстояло сдать зачеты по всем предметам. И Вы упорно стремились помочь мне сдать их. И не только Ваш зачет по английскому языку. Вы переговорили обо мне с другими учителями. Но я находил миллион отговорок, причем некоторые из них были даже правомерными. Но главное, Вы не могли поставить зачет ученику, появлявшемуся на занятиях в лучшем случае раз в неделю.

Так что да – мы оба помним тот день. Но я не уверен, что Вы помните остальную часть этого урока.

Перед началом урока Вы попросили Роджера Фарриса убрать свой плеер. Тот с ворчанием засунул плеер в парту. Прошла половина урока, и Роджер объявил, что его плеер пропал, закатив истерику и говоря, что кто-то его украл. Ребята начали показывать пальцами. Кто-то предложил, чтобы Вы обыскали нас, но Вы даже и слышать об этом не хотели.

Вы очень спокойно объяснили классу, что кто-то совершил ошибку. Вы говорили о том, что один из находящихся в комнате людей испытывает серьезные сожаления и очень хочет исправить свою ошибку. Потом Вы подошли к Вашему маленькому кабинету из бетонного блока, примыкающему к классной комнате, и выключили там свет. Вы объявили, что каждый ученик проведет в этом темном помещении двадцать секунд. Мы должны были взять с собой рюкзаки и портфели. Вы были уверены, что тот, кто взял плеер, оставит его в кабинете.

Мы все принялись ворчать и