Русский клуб - Владимир Дэс

Глеб всё это знал, но воевать с «красными» директорами не хотел.

И тогда губернатор сказал ему:

– А тебе отдам самое сладкое: завод имени Ленина.

Глеб ответил:

– Нет, он мне не нужен.

Губернатор глухо спросил:

– Почему?

– Боюсь подавиться.

– Не подавишься… С такой-то пастью, как у тебя. – И резюмировал: – Это не подарок, это приказ.

Глеб, конечно, таким приказом был недоволен. У самого было хлопот невпроворот, а тут надо выкупать акции, разгонять забастовки, прекращать митинги. Да и на заводах всё теперь решалось через собрания, как в колхозах, а он привык к единоначалию.

«Как это объяснить? Что губернатору эти заводы дались? Всё равно от них толку сейчас никакого, еле дышат. Отдал бы директорам. Они всю жизнь там проработали. Пусть бы сами хлебали свои проблемы, тем более они того и хотят», – полагал Глеб.

Оборонные заводы составляли основную часть промышленности Нижнеокска. А если и были предприятия, выпускавшие продукцию для гражданского населения, то всем казалось, что это временно. Бытовала шутка, что и макаронная фабрика в случае войны готова на все сто процентов выпускать вместо макарон патроны.

Переход власти от Горбачёва к Ельцину вогнал партийно-хозяйственную советскую элиту в ступор.

Кто-то был за старую жизнь, кто-то – за новую.

Пока руководство страны определяло, с кем они и за кого, экономика областей и городов начала разваливаться. И Нижнеокск не был исключением.

Родственники и знакомые Глеба, работавшие на заводах, говорили: «Если у тебя получается создавать новые предприятия и выдавать зарплату, почему бы тебе не прийти и не поговорить с нашим директором? Может, у вас совместно что-то получится. Жалко завод, всю жизнь на нём проработали».

У Глеба был уже опыт общения с генеральным директором автомобильного завода. Он хотел предложить сотрудничество по продвижению и реализации еще только разрабатываемых мини-грузовиков и малотоннажных автобусов «Газель» по рыночным ценам.

Поговорить с ним при случайной встрече в кремле не получалось. На просьбу Глеба о совместном бизнесе буркнул: «Записывайся ко мне на приём». Он записался. Помощник доложил гендиректору, что Глеб записан на вторник в 14:00, тот поморщился и спросил: «А кто он такой, чтобы я принимал его? Передай, что проходимцев я не принимаю!»

Так встреча и не состоялась. А затем гендиректор, забрав земли у муниципалитета, поотбирал у «Русского клуба» и все его оборудованные автостоянки, и его автомастерскую, и даже пятьдесят грузовиков ЗИЛ, пригнанных Глебом из Москвы для перевозки щебня на строительство нового метромоста. И никто не мог повлиять на это.

Москва самоустранилась.

Местной власти директор не подчинялся.

Городская милиция не вмешивалась.

На заводе была своя милиция.

Что это было?

Ненависть коммуниста к новому классу предпринимателей?

Зависть, что у вот этого, молодого и наглого, получается, а у него – нет?

Или просто боязнь всего нового и непонятного?

Были и директора, которые надеялись, что смогут восстановить работу предприятий с помощью акционирования.

Но соборная православная традиция, заложенная в характере русских людей, требовала равноправия, чтобы всего у всех было поровну, и многие руководители, как и рядовые рабочие заводов, приобрели акции в тех же количествах, что и все – по нескольку штук.

Директора, верные социалистическим принципам, хотели управлять заводами через голосование, как в колхозах. Но вышло не так, как им думалось. Собрания коллективов, на которых принимались решения, теперь стали собраниями акционеров, изменив статус рядовых работников в жизни предприятия.

Многие несознательные работники стали продавать свои акции кому попало. Их можно было понять: людям просто надо было кормить свои семьи, но денег у «родных заводов» не хватало – нечем было даже платить зарплату. И вышла странная картина: директора, не выкупившие контрольный пакет, оказались «заложниками» иногородних или иностранных скупщиков акций.

Так честных руководителей предали свои же работники, продав акции перекупщикам. И на заводы пришли незнакомые люди. Они стали настоящими владельцами предприятий, и многие бывшие «красные» директора, имея возможность стать миллионерами, закончили жизнь, довольствуясь только самым необходимым. Это те, у кого была совесть. Сказалась инертность: директора заводов все жизненные блага раньше получали от государства, а когда «отрубили» гособеспечение, они растерялись: куда идти, что делать?

А многие просто боялись стать хозяевами. Вдруг всё вернётся назад и что тогда будет с новыми собственниками? К стенке? В лагеря? Но и те и другие, и совестливые, и трусливые, в конечном итоге, не поняв перемен, потеряли себя в новой жизни.

Глеб в детстве видел, как по утрам и вечерам к их подъезду подъезжала служебная машина «Победа» директора крупного телевизионного завода, который жил в этом же доме, в двушке на третьем этаже, и в его квартире был телефон. А семья Глеба жила в такой же двухкомнатной хрущёвке, но на первом этаже и без телефона.

Сосед-директор так и закончил жизнь в этой квартире, и никаких миллионов, вилл и яхт за границей у него не оказалось, как предполагали многие его коллеги.

Глеб в аукционах по продаже акций заводов не участвовал, хотя на свои капиталы он мог купить акции любого из них. Ему это предлагали и губернатор, и сами руководители предприятий. Но он не покупал.

Во-первых, там были свои взаимоотношения с «оборонкой». Во-вторых, не все директора до конца определились с позицией. Дёргались то туда, то сюда – куда идти, назад или вперёд?

Сами заводы в то время являлись весьма громоздкими структурами со старым оборудованием, большими территориями и гигантскими непрофильными активами: детскими садами, профсоюзами, жильём для рабочих. Для поддержания этих активов требовались колоссальные вложения. И если покупать, то надо было бросать весь свой бизнес и нырять в новое дело с головой.

Глеб, правда, поддавшись «приказу» Певцова, приобрёл часть акций завода имени Ленина, где работали его родственники.

Выкупив акции, он вложил огромные деньги в совместное предприятие, соблазнившись предложением о сотрудничестве с японской фирмой по выпуску телевизоров. Это была не покупка, а инвестирование. Телевизоры вначале пошли на ура.

Но в Москве приняли закон о снижении ввозных пошлин на импортную электронику. И техника из Азии завалила российский рынок, в том числе и телевизоры, которые были намного дешевле выпускаемых «Русским клубом».

Совместное предприятие тут же обанкротилось.

Хорошо, что чётко работала система взаимозаменяемости внутри «Русского клуба». После этого случая ситуацию в фирме Глеб потихоньку выправил, но больше не участвовал в приобретении акций заводов.

Расслабляться в отношениях с Москвой было нельзя. Там политики-демократы вдыхали рубли, а выдыхали доллары. Главным