Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

сын, всыпал бы по первое число! А так… Кто он ему? Какое он имеет право?

И Леонид продолжал бездельничать.

– Не надо тебе было его от армии спасать, – говорили теперь знакомые женщины. – Отслужил бы, может, человеком стал бы. Кому-то ж надо служить…

Но Татьяна на такие замечания только огрызалась:

– Посмотрим, что вы запоете, когда за вашими детьми придут!

Дело кончилось, как и следовало ожидать, уголовщиной. В пьяной драке случайно убили своего же приятеля, теперь Леониду сотоварищи грозила тюрьма. Собрав все свои челночные деньги, Татьяна выкупила сына и на этот раз, но теперь ему было твердо заявлено, что больше его безобразий терпеть не будут и что он должен заняться делом.

– Или работа, или учеба, выбирай, – сказала Татьяна. – Нянчиться с тобой всю жизнь я не намерена.

Твердость матери на этот раз возымела действие, Леонид выбрал учебу.

Ему наняли репетиторов, и летом он худо-бедно сдал экзамены и поступил на платное отделение на экономический факультет. Татьяна облегченно вздохнула.

Но беды продолжали сыпаться на ее голову.

Кому-то бывший морской офицер, а ныне предприниматель Владимир Коновалов (от металлолома успешно переключившийся на нефть) перешел дорогу, и в начавшемся переделе собственности и соответственно – отстреле конкурентов – Володю застрелили рядом с домом, когда он садился в свою новенькую иномарку.

Трехэтажный дом остался недостроенным. Убийц, разумеется, не нашли (никто и не собирался искать, никто и не надеялся, что кто-то кого-то будет искать!), и умная Татьяна поняла, что отныне ей придется не выпячиваться, а жить в своем городе тихо и скромно, а главное, продолжать безропотно отдавать тем и столько, кто и сколько, в меру своей наглости и аппетитов, потребует. Она продала недострой и предусмотрительно купила двухкомнатную квартиру для своего проблемного сына, которую пока что сдавала бесквартирной офицерской семье.

И вот как манны небесной она ожидала теперь приезда Галины. Так ей хотелось вдоволь поплакаться на груди у старой подруги на свою злосчастную судьбу. Не было у нее здесь человека, который бы принял и разделил ее горе сердцем, а не сиюминутным фальшивым вздохом. Трагическая гибель одного за другим мужей и сомнительное будущее сына наполняли ее душу непреходящим страхом. Временами она впадала даже в не свойственную ей депрессию, и тогда знакомые врачи за большие деньги доставали для нее какие-то импортные, ничуть не помогающие лекарства, советовали успокоиться, отдохнуть, а как здесь отдыхать и успокаиваться, когда живешь на вулкане? Да и чтобы просто продолжать на нем жить, нужно, не прерываясь, челночить.

Поезд Санкт-Петербург – Мурманск прибывал на вокзал, и Галина, так же как и все пассажиры, прилепясь к окну, старалась разглядеть встречавшую ее на платформе подругу. Вот и она! Невысокая Татьяна в длинной норковой шубе, закутанная платком, медленно проплыла вдоль вагонного окна. На улице заметала метель, в руках Татьяна держала большой целлофановый пакет с розами.

– С ума сошла! Выбрасывать такие деньги… – принимая букет и обнимаясь с подругой, сказала Галина.

– Перестань… В кои-то веки… Я все боялась, что ты не приедешь… Ну, слава Богу!.. Как доехала?

– Нормально. В купе один так храпел, я думала, голова лопнет.

– Его или твоя?.. Вот сюда, направо.

Они вышли на привокзальную площадь, Татьяна подвела ее к припаркованной ауди.

– Садись. Ехать недалеко. Живем в старой квартире с Ленькой. Его эти дни не будет, так что нормально поговорим. Поехал со своей девушкой кататься на лыжах. Сейчас же каникулы, – объясняла она Галине, пока грелся мотор.

– Как он сейчас?

– Тьфу, тьфу, тьфу! Вроде учится.

– А барышня ничего?

– Да вроде ничего. А твой?

Галина вздохнула.

– Служит.

– А чего ты его отпустила, сумасшедшая?

– Что же я могла сделать, если он уперся как бык.

– Дураки они все, – резюмировала Татьяна.

– Дураки…

Днем она повела ее в свой магазинчик и даже заставила примерить, как ни отнекивалась Галина, джинсовый костюм.

– Не бойся, не Турция и не Польша, – успокаивала ее Татьяна.

– Да дело не в этом…

– Ну, смотри, прямо на тебя. Как влитой.

– Да мне не нужно, у меня есть…

– Я обижусь.

– Ну честное слово…

– Да ты посмотри на качество. «Made in England». Морячки привезли, специально для тебя заказывала…

– Ну хорошо. Спасибо. Но только больше – я тебя умоляю! Пожалуйста!..

– Ладно, – согласилась Татьяна. – Надюш, заверни, – обратилась она к молоденькой и очень хорошенькой продавщице. – Между прочим, наша студенточка. Будущая, прости Господи, педагог. У меня их две. Одна – одинокая мамаша, та до обеда, а Наденька – вечером. Я говорю, Надька, кончай свой ликбез, переходи ко мне совсем, челночить научу, хоть на пожрать да на штаны себе заработаешь, – боится! Ладно, поехали, я тебя покормлю.

Она привезла ее в очень симпатичный подвал. На стенах висели оленьи рога и шкуры. Шкурами же были покрыты деревянные сиденья.

– Есть мы будем тоже оленину? – пошутила Галина.

– Что пожелаешь. Витек, – обратилась она к подошедшему молодому человеку приятной нересторанной внешности. – Чем нас, одиноких, красивых, побалуешь?

– Ну, Татьяна Витальевна, ваш вкус я знаю, а вот ваша спутница…

– Рыбу будешь? – спросила Татьяна. – Отменно готовят мальчики. Думаю, у вас в Питере такого не поешь. – Галина кивнула. – Значит, так. Две фирменные ухи. Две семги в горшочках и рыбное ассорти. Икру черную и красную. Ну и овощи-фрукты в ассортименте, и… что-нибудь за встречу. Я пью водку. А ты?

– Мне, если можно, красного вина… грамм сто.

– Бутылку красного вина, Витек, – приказала Татьяна.

– Как-то ты, я смотрю, шикуешь… – с неодобрением покачала головой Галина, когда Витек отошел от их стола.

– Не переживай. Могу я раз в жизни встретить тебя по-человечески?

Из ресторана, немного прогулявшись по свежему воздуху (при минус двадцати пяти много не нагуляешь), они поехали в сауну и уже после всех доступных им удовольствий наконец домой.

Дома, уютно завернувшись в халатики и забравшись с ногами на диван, они завели, как когда-то в юности, свой бесконечный женский разговор обо всем.

– Знаешь, он вообще сделался какой-то невменяемый, – рассказывала Татьяна о своем застрелившемся муже. – Часами мог говорить про наши военные достижения во всех, так сказать, сферах… мне это, естественно, ты ж понимаешь… А Ленька слушал разинув рот, ему тогда было лет тринадцать, он помнит… Все рисовал какие-то схемы, доказывал ребенку наше военное превосходство над Америкой, представляешь? А то начинал вдруг спорить с Горбачевым, потом с Ельциным и со всей его сворой на полном серьезе – и смех и грех… Ну а потом, как все это началось, этот ужас, он просто не выдержал… Ну, понимаешь, человек отдал этому делу всю жизнь, а тут говорят, всё, ребята, баста, хватит быть для