Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова

После встречи на выходе из будки путь Маше преграждает Андрей, как и всегда, нанявший ее на эту работу: «Где ты была? Что мы говорили насчет опозданий? Кто будет твой звук проверять?»

Маша смотрит на Андрея с наигранно виноватым видом: «Первая линия… там авария… еще и эти протесты…» Он не может злиться на нее по-настоящему. Андрей – правительственный аппаратчик, ходит всегда в одном и том же костюме и до зеркального блеска вылизывает начальству зад. Наконец Андрей дает пройти: «Ровно в три, ровно в три и не минутой позже, поняла меня, ты должна быть в ресторане George V».

Отлично. Это значит, что на перекус максимум минут пятнадцать. Во время первой командировки шесть лет назад Маша думала, что есть перед приемом не нужно, ведь там либо будет фуршет, либо все сидят за столами и едят. Как выяснилось, едят все, кроме переводчиков, которые должны быть на низком старте, на случай если потребуется переводить, и, естественно, ни в коем случае не жевать.

Маша перехватывает сэндвич в студенческой столовой и бежит обратно до Елисейских Полей. В ресторане часть людей уже сидит перед тарелками, набитыми канапе. Маша находит свое место и ненадолго присаживается, пока ее «тело» еще не приехало.

За столом напротив – девушка с авеню Клебер, рядом с ней – какой-то отечный мужчина. На ней все еще темные очки, несмотря на то что фуршет проходит в помещении. Она поднимает руку к лицу и снимает их. Маша застывает со стаканом воды в руке. У девушки тонкий нос, карие глаза, кажется, что вокруг правого глаза и над бровью темнеет из-под тонального крема синяк. Волосы с медным отливом. Она смотрит на Машу в упор. Вокруг люди со скрежетом передвигают стулья, громко переговариваются, смеются, а Маша так и сидит неподвижно, с широко раскрытыми глазами, не отрывая взгляд от лица девушки с медными волосами. Слышится полицейская сирена, за стеклом за спиной у девушки с авеню Клебер ярко горят оранжевым пламенем сложенные на тротуаре транспаранты.

– Мария!

Андрей перекрывает обзор стола напротив и активно сигнализирует глазами вправо, вероятно, в ту сторону, куда прибыло назначенное Маше «тело». На совершенно не слушающихся ногах Маша поднимается со стула и автоматически ищет взглядом доверенного ей чиновника. Но затем резко оборачивается к столу напротив. Место девушки с авеню Клебер уже пусто, только искрится пузырьками нетронутый бокал шампанского на столе.

2 (Марта)

Марта наклонилась к зеркалу так близко, что оно запотело от дыхания: в таком виде выйти на улицу нельзя.

В парижской квартире Игоря не было случайных предметов, оттенков и материалов. Каждая поверхность, каждый ракурс просторного жилья на проспекте Раймона Пуанкаре были продуманы и сочетались между собой. В этом не было, конечно, никакой заслуги Игоря, просто у него имелись деньги на хорошего дизайнера, а его жена располагала вагоном свободного времени. Ремонт – не такой уж сложный процесс, когда единственным твои делом за день значится выбор дивана в пустом элитном салоне на улице Риволи. После посещения мебельного салона жена Игоря и подобные ей женщины ходят снимать стресс массажем в «Шеваль блан» и бокальчиком беллини в «Л'Авеню».

Раскрытая косметичка лежала на своем обычном месте в гостиной: на журнальном столике из цельного куска мрамора. Но заветного тюбика в ней не оказалось.

Где этот чертов консилер?

Марта пошарила под тугими диванными подушками «Эрмес» с двумя диагональными буквами Н, затем наклонилась, чтобы проверить под диваном. Поднимаясь, боковым зрением уловила какое-то движение, тень, промелькнувшую за панорамными окнами, выходящими во внутренний двор. Резко обернулась, но там лишь грустно махали голые ветки.

Бред… Может, сотрясение?

Марта вытряхнула содержимое сумки на пол в прихожей. Из бокового кармана со звоном выпала связка ключей с брелоком-обезьянкой. Казалось, каменная фигурка ухмыляется, издеваясь над расшатанными нервами хозяйки. В этот момент завибрировал телефон. Несколько секунд Марта колебалась, принимать ли звонок, но потом нажала «ответить».

– Алло?

– Ni hao ma, my love, моя дорогая сестричка!

Это приветствие на трех языках заставило Марту тихонько выругаться. Она закрыла глаза, сделала глубокий вдох и потерла указательным переносицу.

– Да, Джинггуо, что на этот раз?

– Цы-цы-цы, сестренка, чем я заслужил этот сердитый голос? Не может разве брат позвонить, поинтересоваться, как дела? Не рада слышать?

Марта хотела поскорее выбраться из квартиры, в которой, казалось, сам воздух давит на нее, поэтому звонок Джинггуо оказался некстати.

– Сейчас не очень удобно. Либо говори сразу, что нужно, или давай в другой раз.

– Ну, во-первых, я не могу не поделиться с тобой – удивительная находка! Мне в руки попало совершенно великолепное блюдо эпохи Тан!

– Опять антиквариат?

– Сестренка, снова неправильный голос. Чем тебе не нравится мой бизнес? К слову, твой Игорь получает от меня весьма серьезные скидки. Можешь считать это моим вкладом в ваше общее благополучие. Кстати, ты рассказала своему мужчине о той замечательной курильнице?

Марта перевела взгляд на витрину, где красовалась желтая ваза с красными лаковыми ручками и заполненными иероглифами кругами на боках. Джинггуо продал Игорю этот шедевр еще в Москве, уверяя, что снизил цену вдвое. Но сейчас совсем не хотелось заниматься курильницей. Тут Марта вспомнила, что сегодня утром пользовалась консилером в туалете торгового центра. Она подошла к вешалке в прихожей, пошарила по карманам пальто и отыскала спасительный тюбик.

– Не до антиквариата сейчас.

Марта дотронулась до правой брови и поморщилась.

– Сестренка, я в Париже, а мы до сих пор не виделись. Тут у меня вечеринка намечается, приходите с Игорем! Адрес у тебя есть, но я еще раз сброшу. Хорошего тебе дня.

За окном жалобно вскрикнула какая-то птица. Марта положила телефон на стол и хрустнула костяшками пальцев. Вчера началась парижская зима – неопределенная, чахлая, не сумевшая в свое время воспитать и подготовить французских солдат к встрече с российским Генералом Морозом. В городе Б Марта с Машей, бывало, по полчаса переминались на холоде в минус двадцать семь у площади Ленина или в сквере через дорогу, не в состоянии наболтаться и разойтись по домам. Вот так стоишь на утрамбованном до состояния камня снегу, и пальцы на ногах деревенеют в дешевых полуботинках с искусственным мехом. В какой-то момент становится больно, а потом вроде проходит, пальцев будто нет совсем. Но самое веселье начинается дома, где пальцы постепенно начинают оттаивать. Их будто пронзает тысячей маленьких иголок, и приходится пританцовывать, чтобы это вытерпеть.

Закрасив синяк консилером, Марта сунула ноги в лоферы «Прада», накинула верблюжье пальто и вышла в подъезд.

– Бонсуар!

Пожилая соседка с белой куцей болонкой на тонком кожаном поводке аккуратно, на полусогнутых ногах, спускалась с верхнего этажа навстречу бокалу красного под полпачки сигарет «Галуаз» в кафе «Виктор Гюго».

– Бонсуар, мадам.

– Какой холод, а? Хотя вы же из России, для вас, наверное, такая температура – цветочки, все равно что лето!

Бабуля рассмеялась, широко разевая рот и рискуя потерять вставную челюсть. Собачонка пискляво затявкала, как будто тоже рассмеявшись. Марта натянуто улыбнулась в ответ на набившую оскомину глупую шутку про русских и холод и надела солнцезащитные очки. Полуслепая старушенция вряд ли что-то смогла рассмотреть, но ее присутствие все же сильно нервировало Марту. Она была почти уверена, что бабуля, будучи коренной парижанкой, втайне ненавидит поселившихся в подъезде понаехавших русских. К тому же соседям наверняка не совсем был понятен статус Марты по отношению к жившему в квартире лысеющему мужчине. Ну или, наоборот, вполне понятен. Такие вопросы, впрочем, Марту никогда особенно не занимали.

Марта принялась копаться в сумке, делая вид, что что-то ищет, чтобы пропустить соседку вперед и избавиться от необходимости поддерживать вежливый разговор. Проходя мимо Марты, бабуля скорчила гримасу отвращения и бросила неразборчивое замечание своей собачонке, которая что-то тявкнула в ответ.

Наверное, показалось. Или у карги сустав заболел. Ну или одна из нас сходит с ума.

Звенящий, прозрачный декабрьский воздух отрезвлял. Марта уверенно двинулась в сторону Арки. Нужна была какая-то цель прогулки, бессмысленные променады только нагоняли тоску. Дойдя до Елисейских