Былые дни детей и псов - Сюэдун Чжан

самая близкая на свете подруга, уже была на пороге смерти. Однако, кроме жуткого холода и голода, эта чертова ночь ничего не предлагала взять с собой, поэтому ей приходилось покидать этот мир в полном одиночестве. Помнится, им удалось уцелеть, даже когда ночью они лицом к лицу встретились со злющей волчицей, но сейчас эта несчастная девочка и правда умирала.

Се Яцзюнь все трясла и трясла Бай Сяолань, не в силах сдержать слезы, которые крупными каплями падали на лицо и тело подруги. До нее долетал еще вполне ощутимый, до боли знакомый запах Бай Сяолань, который еле-еле исходил от ее исхудавшего смуглого тела, и сейчас он тонкой паутинкой обвивался вокруг Се Яцзюнь, словно последнее прощание.

Если сначала Се Яцзюнь улавливала хоть какое-то дыхание Бай Сяолань, то мало-помалу оно иссякло, и ее подруга превратилась в молчаливый бездыханный камень. Се Яцзюнь никак не могла поверить в реальность происходящего, точно так же как не могла поверить и в то, каким жестоким и черствым стал в одночасье этот мир. Но какими искренними, ясными, поражающими и разрывающими душу были последние слова, оставленные подругой! Она вдруг осознала, что Бай Сяолань пожертвовала последними силами ради того, чтобы произнести самые смиренные в этой жизни слова: «прошу тебя, прости нас» и «я хочу к папе». В эту минуту Се Яцзюнь готова была простить ей все что угодно.

Наверняка Всевышний смиловался над девочкой, дав ей возможность сказать перед уходом самые сокровенные и самые необходимые в жизни слова. Се Яцзюнь заставляла себя думать о том, что там, куда уходила Сяолань, ее наверняка никто не будет ни унижать, ни третировать, никто не будет орать и выплескивать на нее свою ненависть. Она решительно и бескомпромиссно освободилась от всех огорчений и недоразумений этого мира, включая даже заикание. Отныне она спокойно заживет без всяких печалей и забот. Сяолань сможет говорить сколько угодно. У нее накопилось так много тем для разговоров с отцом, который был для нее самым любимым человеком, впрочем, как и она для него. Сяолань обрела свое счастье!

Осознав все это, Се Яцзюнь перестала неистово трясти холодное тело подруги, переживая, что Сяолань будет сложно покидать этот мир, что ею овладеет тоска, отчего душа ее будет разрываться на части. Она инстинктивно прижала подругу к себе, как мать прижимает любимое дитя. Она чувствовала, что только так сможет сделать уход ее дорогой Сяолань хотя бы немного приятнее, спокойнее и достойнее. Наконец, заливаясь слезами, Се Яцзюнь прошептала на ухо подруге слова, которые ей хотелось произнести больше всего на свете:

– Будь спокойна, Сяолань, я больше никогда не буду на вас обижаться, ступай к своему папе!

35

Много дней подряд Ячжоу ходил, словно околдованный. Глядеть в его убитые горем глазенки было просто невыносимо. Целыми днями он словно чумной припадал к окну и, не издавая ни единого звука, оцепенело смотрел в одну точку.

Се Яцзюнь прекрасно понимала, что брат никак не может примириться с тем, что сестрицы Сяолань больше нет. Сяолань так сильно его любила, без конца покупала ему сладости, ходила с ним гулять и даже подарила ему своего драгоценного кролика… С тех пор как их семья перебралась в это захолустье, Сяолань, помимо мамы и старшей сестры, занимала в сердце малыша самое важное место. Поэтому теперь, когда ему говорили, что Сяолань больше нет, он, естественно, не мог этого принять, и уговаривать его было бесполезно, он лишь глубже замыкался в своем беспросветном горе.

Как-то раз, когда после долгих уговоров матери удалось уложить его в постель, мальчик дождался, пока все уснут, и, словно ведомый какой-то силой, снова подобрался к окну и бездумно уставился в черную даль, будто всем сердцем кого-то ждал.

Се Яцзюнь ничего не оставалось, как встать и присоединиться к нему. В темной комнате царила пустота, в воздухе витала скорбь, в сердце Се Яцзюнь словно выкопали яму, которую теперь ничем невозможно было заполнить. Она тихонько подошла к брату и, пристроившись у него за спиной, опустила руку на его худенькие плечики. Время от времени она легонько поглаживала его пушистую головку, отчего на душе у нее сразу становилось теплее. Казалось, это тепло может растопить все что угодно.

Как же объяснить брату, что мертвые не воскресают и что живым во что бы то ни стало нужно продолжать жить… Однако эти великие истины были совершенно запредельными для понимания. Иногда она и сама не могла в них поверить, что уж говорить о несмышленыше брате! Ночное небо за их маленьким стеклянным окошком выглядело ясным и невозмутимым. Вдруг прямо перед глазами Се Яцзюнь промелькнула падающая звезда, вспыхнула лишь на миг и исчезла, не оставив и следа, словно ничего и не было.

И тут девочке вспомнилась любимая сказка, которую она услышала, еще когда училась в городе. Разумеется, эта зарубежная сказка была не из учебника, содержание которых строго выдерживалось в общепринятом тогда ключе. Но она входила в материалы для внеклассного чтения и была записана в тетрадке у учительницы словесности, которая частенько читала ее ребятам на классном часе или переменах. Помнится, она говорила, что такого рода истории наделяют душу большой силой и приносят утешение, их нужно старательно и медленно пропускать через себя, поэтому слушать их лучше с закрытыми глазами.

Всякий раз, когда Се Яцзюнь слушала эту сказку, ее переполняло безграничное счастье, со временем она запомнила ее слово в слово и могла рассказать чуть ли не наизусть. Пару раз учительница просила пересказать ее одноклассникам, и оба раза Се Яцзюнь переполняли такие эмоции, что она не могла сдержать слез. Потом Се Яцзюнь узнала, что учительницу причислили к каким-то непонятным «правым», сказав, что она контрреволюционерка и что ее голова забита всякими прогнившими буржуазными идеями. Ее обвинили в том, что она уже давно затесалась в среду народных учителей, чтобы найти удобный случай отравить подрастающее поколение. Из-за этого ее несколько раз подвергали критике на больших и малых собраниях, после чего отправили мести школьный двор и чистить туалеты. О том, чтобы снова допустить ее к занятиям, не было даже речи… Се Яцзюнь тогда очень страдала и переживала за эту учительницу, ведь та казалась ей замечательным человеком. А сколько в ней было очарования, когда она читала на уроках вслух! Расчувствовавшись, Се Яцзюнь ощутила, как в памяти одна за другой отчетливо всплывают прекрасные, изящные строки. Недолго думая, она пристроилась к уху брата и принялась тихо рассказывать ему ту