Каменная сладость прощения - Лори Нелсон Спилман

У меня голова идет кругом. Майкл был прав. Людям нравится, когда знаменитости, пусть даже не слишком значительные, вроде меня, впадают в немилость. Я, не мигая и прикрыв рот ладонью, смотрю на нее.

– Стюарт и Присцилла хотят встретиться с тобой прямо с утра. Я сказала Стюарту, что увижусь с тобой вечером. И я решила, что тебе лучше услышать новости от меня.

– Ну просто здорово! Именно Стюарт с Присциллой запустили эту кампанию по саморазоблачению!

Она похлопывает меня по руке:

– Знаю, Ханнабель, знаю. – Джейд глубоко вздыхает. – И еще одна новость, раз уж я здесь. Жених Клаудии, Брайан Джордан…

– Да?

– Только что подписал очередной контракт на два года с «Сейнтс». Слышала сегодня по радио.

Я открываю рот:

– Не может быть! Клаудия сказала мне, что его переводят в Майами.

– Никуда он не едет, детка. И Клаудия тоже.

* * *

На следующее утро я являюсь в кабинет Присциллы, как мне было велено.

– С добрым утром, – входя в кабинет, произношу я ей в затылок.

– Закрой дверь, – продолжая набирать текст, говорит она.

Стюарт, сидящий напротив стола Присциллы, сдержанно мне кивает. Я проскальзываю в кресло рядом с ним.

Постучав по клавишам еще с минуту, Присцилла наконец поворачивается к нам:

– У нас проблема, Ханна.

Она бросает на стол «Таймс-пикаюн». Всю первую полосу занимает статья Брайана Мосса, озаглавленная «Неудавшееся шоу Ханны Фарр».

Я закрываю глаза:

– Господи! Мне так жаль. Послушайте, я объясню своим зрителям…

– Ни в коем случае! – прерывает меня Присцилла. – Надо двигаться вперед. Никаких объяснений, никаких извинений. Через неделю-другую скандал уляжется.

– Никому об этом не говори, – добавляет Стюарт. – Ни прессе, ни даже друзьям. Переходим в режим контроля ущерба.

– Поняла.

* * *

Руки у меня дрожат, когда я выхожу из кабинета Присциллы. Иду с опущенной головой, по пути в гримерную проверяя телефон. Две эсэмэски и три пропущенных звонка. Все от Майкла.

Позвони мне. Срочно.

Черт! Он уже видел газету.

Я закрываю за собой дверь в кабинет и набираю его номер в уверенности, что он ответит.

Так и есть.

– Ох, Майкл! – начинаю я дрожащим голосом. – Ты, наверное, уже слышал. Мои поклонники разнесли меня в клочья.

– Что ты натворила, Ханна? Теперь все, ради чего мы работали, может пойти прахом.

Я кусаю губы:

– Послушай, до Армагеддона еще далеко. Стюарт и Присцилла предложили мне на время залечь на дно. Через неделю-другую все успокоится.

– Легко тебе говорить, – возражает Майкл. – А мне что делать? Я не могу залечь на дно.

Меня задевает его ехидный тон, но чего я ожидала? Я всегда знала, что дело в нем, а не во мне.

– Прости меня, Майкл. Я не хотела, чтобы…

– Тебя предупреждали, Ханна. Я говорил, что случится именно это. А ты не послушалась.

И он прав. Он действительно предупреждал. Но, несмотря на раздражение Майкла и моих зрителей, я считаю, что приняла правильное решение. Раз уж я сама заварила эту кашу, нельзя было допустить, чтобы в студии меня превозносили как великодушную дочь, готовую все простить матери.

– Мы увидимся на выходных? – спрашиваю я.

Он молчит на долю секунды дольше, чем нужно, и я понимаю, что он взвешивает варианты.

– Да, – отвечает он. – Увидимся завтра.

– Хорошо. Значит, в пятницу.

Отключив телефон, я опускаю голову на сложенные на столе локти. Наконец двадцать лет спустя я признала свою неправоту. Почему же мне так тоскливо?

* * *

Аудитория в студии нынче немногочисленная. Возможно, дело в моем воображении, но те, кто пришел, кажутся мне сдержанными и чуть ли не враждебными.

Сегодня у нас в гостях пластический хирург, который специализируется на удалении татуировок. Он называет татуировку самоклеймением или добровольным нанесением бренда. Слово «бренд» заставляет меня вспомнить о Майкле. Неужели я действительно запятнала его бренд? Вряд ли. Жители Нового Орлеана доверяют Майклу. Если он продемонстрирует им, что способен простить мою подростковую выходку, они полюбят его еще больше.

Когда шоу заканчивается и я спускаюсь в аудиторию для прощальных реплик, большинство зрителей встают со своих мест и гуськом выходят из студии, не удосужившись даже помахать рукой или улыбнуться.

– Каково ваше мнение о докторе Джонсе? – спрашиваю я неестественно бодрым тоном.

Ко мне поворачивается женщина из центрального прохода. Что-то в ней кажется мне знакомым. Да, я встречалась с ней прежде. Но где?

Почти дойдя до выхода, она кричит мне:

– Вы потеряли нас, Ханна Фарр! Я пришла сегодня только потому, что заранее купила билет. Вы меня страшно разочаровали!

Непроизвольно я хватаюсь рукой за горло. Женщина качает головой, поворачивается и выходит за дверь.

Я вспомнила ее. Это та самая женщина, которая взяла меня за руку, когда мы с Майклом и Эбби сидели в ресторане «Бруссар». Сжимая мою руку, она сказала мне тогда: «Я большая ваша поклонница, Ханна. Каждое утро вы заставляете меня улыбаться».

Я упустила свой шанс. Надо было спросить у пластического хирурга, как избавиться от моей новой татуировки, изображающей двуличную женщину.

Глава 32

Всю оставшуюся часть дня я пытаюсь убедить себя, что все скоро забудут о мятеже Ханны. Вопреки здравому смыслу я прислушиваюсь к Присцилле и Стюарту и не отвечаю ни на одно из неприятных писем или имейлов. С полуночи четверга я перестаю заглядывать в Twitter. Явный перебор с руганью.

После скучного пятничного шоу, когда тренькает мой телефон, я несусь в свой кабинет. Эсэмэска от Присциллы.

Встречаемся в конференц-зале, сейчас.

У меня обмирает сердце. Ничего хорошего это не предвещает.

* * *

Пустое помещение просыпается, когда я включаю верхний свет. Сегодня это пространство, обычно кипящее энергией взаимодействия и множеством идей, кажется мне угрожающим, словно я вхожу в комнату для допросов, ожидая появления дородного следователя, готового расставить мне сети. Я сажусь и начинаю просматривать айфон. Наконец я слышу доносящиеся из коридора шаги Присциллы. Я выпрямляюсь в кресле. Почему не слышно шагов Стюарта? Он всегда участвует в наших совещаниях. На меня накатывает очередная волна ужаса.

– Спасибо, что пришла, Ханна.

Присцилла сдержанно улыбается, затем закрывает дверь и садится рядом со мной. У нее с собой нет ни блокнота, ни ноутбука, ни даже неизменной кружки кофе.

Я сжимаю дрожащие руки и выдавливаю из себя улыбку:

– Не за что. Как дела? Утреннее шоу прошло отлично, как ты счи…

– У меня плохие новости, – обрывает меня Присцилла.

Душа уходит в пятки. Этот скандал не утихает. Я в беде. В большой беде.

– Мне так жаль, Присцилла. Я извинюсь перед своими зрителями. Постараюсь доходчиво им