Луч солнца - У Тейн Пхей Мьин

весла. Японцы тоже сели в лодку, держа наготове винтовки. Едва они достигли бухты, как нос лодки стал подниматься под напором воды. Море бушевало, но У Каун Нейн, хотя ему и перевалило за пятьдесят, был крепким и быстро направил лодку в открытое море, к плоту, вырисовывавшемуся вдалеке. Он греб изо всех сил, на лбу выступили капельки пота.

Он представил себе, как все деревенские, его жена и дети молятся, чтобы японцы поскорей убрались и можно было бы выйти из укрытия. Он не оглядывался, но знал, что Ма Пан Йин стоит сейчас на берегу и смотрит вслед уплывающей лодке. Никто, наверное, не может понять, что с ним случилось, все думают: уж не повредился ли он в уме от побоев японцев — кто выходит в море в такую погоду?!

Лодку, будто игрушечную, носило по волнам вверх, вниз, вверх, вниз, даже бывалому моряку было бы трудно вынести такую качку. И японский сержант, побледнев, что-то сказал Чхи Сан Мауну.

— Эй ты, поворачивай назад! Нашему сержанту плохо! Его укачало, — крикнул Чхи Сан Маун старосте, — да и мне что-то нехорошо. Умираю, о, боже, умираю…

У Каин Нейн рассмеялся. Чхи Сан Маун с удивлением на него уставился.

— А ты, значит, смерти боишься! Чтоб вы все сдохли, японские холуи!

— Что-то ты очень разговорился. Давай-ка назад поворачивай! — Глаза Чхи Сан Мауна налились кровью, он направил винтовку на У Каун Нейна. Японцы тоже что-то кричали.

— Эй, вы, японские собаки! Знайте же — наши бирманские товарищи сейчас в другой деревне и готовятся дать вам бой. Вы же умрете здесь!

Чхи Сан Маун что-то крикнул по-японски. У Каун Нейн ногой вышиб оружие из рук предателя и ударил его кулаком в лицо. От сильного удара Чхи Сан Маун свалился в воду — в этот момент раздался выстрел. Лодка, потеряв управление, сильно накренилась, готовая вот-вот перевернуться. Преодолевая боль, раненый У Каун Нейн, собрав последние силы, налег на борт лодки, и волна накрыла ее и всех, кто в ней был.

Люди, следившие, затаив дыхание, с берега за всем происходившим, видели, как лодка ушла под воду. Громко заголосила Ма Пан Йин. А волны в море вздымались и грозно шумели…

На следующий день ветер утих, и люди вышли в море. На одной из отмелей они обнаружили убитых японцев и У Каун Нейна, погибшего от вражеской пули.

У Каун Нейн отдал жизнь за родину, убил десятерых японских фашистов и одного предателя, а бирманские солдаты тем временем отбили у врагов деревню Какдей.

Когда жители деревни Чоукан и других прибрежных селений рассказывают о подвиге У Каун Нейна молодежи, они снова переживают события далекого прошлого, и слезы им застилают глаза, а голос дрожит… С любовью обращают они свой взор к морю, их кормильцу, то бурному, то спокойному.

С особым трепетом встречают они день, который отмечается как День сопротивления[24]. Светлые, чистые слезы выступают у них на глазах, а руки сжимаются в кулаки, когда они смотрят на белые гребни волн.

Перевод Г. Мининой.

ЛУЧ СОЛНЦА

Взошла луна. В ее свете капельки росы на траве и на листьях кажутся серебряными. Налетел ветерок и принес с собой аромат гвоздичного дерева.

Деревня Таманчоу погружена в тишину. Смолкли песни жнецов на рисовых полях, в домах не слышно голосов, затихли коровы. Все отдыхают от тяжкого дневного труда.

И только колокольчики на деревенской пагоде нежно позванивают, колеблемые ветром.

В Таманчоу около ста дворов. Испокон веков крестьяне здесь сажают рис. Работа это тяжелая, круглогодичная, без всякого отдыха. Сейчас как раз время уборки. Рис уже сжали, связали в снопы, но копны пока стоят в поле. Скоро их свезут на ток. Начнется обмолот, скирдование соломы, провеивание зерна. И так без конца — кончается одна работа, начинается другая.

Только сон восстанавливает силы для следующего дня. Все крепко спят, лишь Тин Тхейн гонит от себя сон, хотя глаза его слипаются, а голова кружится, как у пьяного. Не очень-то легко бороться со сном, когда наработаешься в поле. И Тин Тхейн дергает себя за волоски на руках и ногах; прислушиваясь к звукам в большом бунгало, он осторожно вылез из-под соломы, вышел наружу и сразу почувствовал озноб. Ему захотелось снова очутиться под теплой соломой и спать, спать. Спасаясь от холода, он повязал голову пасхоу и направился в поле. От рисовых снопов пахло хлебом. Ноги сами несли юношу вперед. То и дело перед ним пробегали полевые мыши.

Пройдя поле, Тин Тхейн вышел к беседке, стоявшей на другом конце деревни, и огляделся. Тишину нарушило грозное рычание собаки, почуявшей чужого. Вскоре послышался легкий шорох, и из темноты вынырнула девушка в накинутом на плечи шарфе. Тин Тхейн бросился к ней.

— Долго ждешь, Хла Йин?

— Да нет, увидела тебя и пошла навстречу. Ты, наверное, не выспался?

Исполненные нежности друг к другу, они вели тихий разговор. Тин Тхейн сразу же забыл про сон, хотя совсем недавно ему пришлось выдержать настоящую битву, чтобы его одолеть. Он любовался миловидным личиком Хла Йин.

— Поначалу очень хотелось спать, — признался юноша, — но как только я увидел тебя, сон словно рукой сняло, просто не верится. Как я хочу, чтобы ты всегда была рядом! Скоро заканчиваются полевые работы. Но о чем ты хотела поговорить со мной, Хла Йин?

— Как раз о том, чтобы быть вместе… К нам приходила мать Мья Сауна, сказала, что после летних работ хочет женить сына. Даст выкуп в тысячу джа. Моя мама ответила, что прежде, чем дать согласие, должна поговорить со мной. Я же сказала, что пока замуж не собираюсь. А мать настаивает, говорит, что мне уже семнадцать и пора думать… Расхвалила Мья Сауна, он-де и скромный, и работящий. Вот какие дела, Тин Тхейн. Так что надо что-то решить, притом поскорее.

Слова Хла Йин обожгли душу Тин Тхейна. Ему стало жарко.

— Конечно, — вздохнул он, — у такой красивой девушки, как ты, полно женихов. Но я постараюсь собрать деньги. В прошлом году мать даже не совершала паломничества, чтобы скопить хоть немного. У меня отложены триста джа. За работу сейчас получу, да еще подработаю в дождливый сезон — глядишь, тысяча и наберется. Так что не горюй. Потяни хотя бы месяц с ответом, а там что-нибудь придумаем.

Они умолкли. Девушка задумчиво смотрела на юношу. Тин Тхейн нежно гладил ее руку.

— Не расстраивайся, Тин Тхейн, ведь пока, кроме разговора с мамой, ничего не было. Месяц-полтора я потяну, а там видно