Черное сердце - Сильвия Аваллоне

– То есть, – покачала головой Марта, – я сижу за убийство, а ты забираешь у меня Достоевского?

– Она хотела нас защитить.

– Да, от нас самих? От наших собственных преступлений?

Эмилия обернулась, бросила окурок и посмотрела на уличные фонари, свет которых дрожал на густой, как масло, воде. Слово «убийство» прозвучало как любое «нормальное» слово. Но оно таким не было.

Марта произнесла это как факт. Конечно, это был факт. Только он не укладывался в обычную временную шкалу, не был событием в ряду других. Своего рода черная дыра, в которую провалилось будущее.

– Они узнали нас с разных сторон, – сказала Эмилия, – они видели нас в пижамах, за учебниками, на кухне, они нас полюбили. За все остальное, я имею в виду, помимо зла.

Рита, Вентури, и Фрау, и Пандольфи, кое-кто из охранниц, к которым они привязались, которые приходили их подбодрить, когда они не хотели вставать с постели, – было волнительно вспоминать об этих людях сейчас, под огромным небом Милана. Вильма тоже, она выглядела как классический синий чулок, но сколько души она в них вложила! Вильма была одержима огородом, ей нравилось приводить туда девчонок, учить их сажать луковицы, поливать, как будто все это садоводство могло очистить их, вернуть им невинность. Может, это сработало бы с другими, с теми, кто сидел за кражу или наркотики. Но они?

Марта тоже разглядывала воду, подернутую рябью от ветра и света фонарей. Там, внизу, была лишь чернота – глухая, неподвижная. Марта докурила сигарету, посмотрела на время; они опаздывали, но расчет и был на то, чтобы их ждали.

– Как-то я зашла в книжный магазин, кажется, это был второй день моей свободы, – Марта наклонилась, чтобы помочь Эмилии снова надеть туфли, – и купила «Преступление и наказание». Самое красивое, самое дорогое издание, в твердом переплете, с такими острыми углами, что в тюрьме ими можно было бы перерезать себе горло. Три раза подряд я прочитала про моего Раскольникова. – Марта взяла Эмилию под руку и потащила в ночь. – Интересно, сможет ли тунисец его заменить…

Вид на Дарсену у Порта-Тичинезе напомнил Эмилии гавань Равенны, и у нее скрутило живот. Хабиб и его новый друг, на вид совершеннолетний, в элегантном прикиде ждали их у входа в клуб. У Эмилии не было ни малейшего желания флиртовать. Но Марта уверенно шла вперед, на ходу расстегивая пальто; лавировала между столиками, демонстрируя декольте и обтягивающие брюки – великолепное тело, которое в детстве подверглось ужасному надругательству.

Есть люди, обладающие удивительной силой, и Марта была из их числа. Некая ожесточенная привязанность к жизни, когда, что бы ни случилось, даже самое ужасное, самое непоправимое, пока ты жив, ты должен.

Жить, идти вперед. Как Одиссей.

Я снова ехал в тумане. По дороге, идущей через поля, которая, как я теперь знал, вела не только к «Долинам», но, если проехать вперед километров десять, к дискотеке в Тартане.

Эмилия сидела рядом со мной на пассажирском сиденье. Даже отсутствуя, она никогда не покидала меня. Она снова сердито спрашивала: «Почему? Неужели ты думаешь, что женщина будет заниматься проституцией, если у нее есть выбор?»

На парковке нашлось только одно свободное место, куда я и поставил машину: в пятницу вечером бар был полон и даже вестибюль мотеля казался оживленным. Я показал на стойке регистрации свое удостоверение личности и поднялся по лестнице на третий этаж, где располагался номер 52.

Когда я постучал, на меня всей тяжестью обрушилась усталость. Как будто приехав сюда, в прошлое, я переплыл океан. Джизелла открыла дверь, улыбнулась, показав кривые зубы, и я снова увидел свое отражение в этом усталом уютном лице.

– Какой ты грустный, – сказала она мне.

Я снял куртку и упал на кровать. Эта комната всегда была нашей. Жалюзи опущены, на окнах москитная сетка даже сейчас, в холодную безлюдную зиму. На столике два стакана и бутылка. Маленькая ванная комната. Стеганое покрывало, пахнущее нафталином. Вот я все и выболтал о связи, которая была у меня до Эмилии.

«Видишь, – я представил, как рассказываю ей, – у меня тоже есть от тебя секреты».

Я спроецировал на потолок ее лицо, на котором застыло отвращение. Вот она скривила губы, закурила очередную сигарету и ответила: «Хуже, чем моя история с Эмануэле. Марта не одобрила бы».

«Представь, как мне снесло крышу, – ответил я, – если Джизелла перестала для меня существовать».

Я услышал голос Джизеллы, он звал меня в настоящее, спрашивал, что случилось. Превозмогая боль, я взял себя в руки и спросил:

– Расскажи мне сначала, как ты? Как твой сын?

– Уже старшеклассник! – с гордостью сказала Джизелла, разливая вино по стаканам. – Мы гораздо лучше ладим с новой приемной семьей, и я надеюсь, он сможет меня простить.

Она села рядом, протягивая мне стакан.

– Сколько времени мы не виделись?

– Больше года, наверно. – Я сел, сделал большой глоток. Густое красное теплом разлилось по телу. Я посмотрел на Джизеллу. – Рад, что ты в порядке.

– Выкладывай, что за история?

– Ужасная.

– Ужасная? Не могу поверить! По сравнению с нашей первой встречей ты выглядишь как свежий цветок. Не опух, травой от тебя не воняет…

– Я влюбился не в ту девушку.

– Ой! – Она налила еще вина в опустевшие стаканы. – Замужем?

– Нет, хуже! – Я рассмеялся.

– Наркоманка? Мать-кукушка? Шлюха?

– Прекрати! – Я слегка толкнул ее в плечо.

– Слушай, я теперь работаю косметологом, уже три года не употребляю.

– Я знаю.

– Так что не так с этой девушкой?

Заблудшие души узнают друг друга и не боятся осуждения. Я всегда рассказывал Джизелле обо всем, но это слово… я даже произнести его не мог.

Я встал и принялся расхаживать по комнате. Мог ли я заменить одно тело другим и надеяться, что это меня излечит? Размышляя, я схватил пульт и включил маленький телевизор – такого я не делал еще никогда.

– У нее были неприятности с законом.

Один канал, другой, третий… Я остановился на телемагазине – просто был нужен какой-нибудь фоновый шум.

– А кто не ошибается? – пожала плечами Джизелла, ничуть не удивленная.

– Не все можно назвать просто ошибкой.

Себастьяно в итоге тоже посидел в тюрьме. Как бы хорошо он ни маскировал свою теплицу, всегда найдется Патриция Рочеллати, готовая сунуть нос в чужой огород.

Но история Эмилии – это другое. История Эмилии Инноченти. По иронии судьбы Инноченти означает «невинная»; похожим образом в трагедиях Эсхила и Софокла над героями насмехается злой Рок, желая напомнить: ты всего лишь человек, всего лишь смертный.

Я, конечно, искал. Все, что можно было