Лиственницы над долиной - Мишко Кранец

И добавил: — К Урбану я вернусь за красками и холстом. Не знаю, понадобятся ли они мне. На всякий случай захвачу, может, когда-нибудь мне захочется излить на полотне боль своего сердца. Но кажется, сегодня утром я увидел, как искусство, красота и вера промчались мимо меня — в управление внутренних дел…

Петер Заврх увел безвольного племянника, а Яка затащил Алеша к Рибичу, где заспанная Тончка налила им водки. В церкви святой Едрты зазвонили колокола. Яка облокотился на стойку и загляделся в окно.

— Старая Яковчиха позавчера умерла, Алеш.

Алеш доставал кошелек из кармана, чтобы заплатить за водку. Он не оглянулся посмотреть, кто к нему обращается. Яка тоже не оглянулся. Оба онемели. Они смотрели куда-то мимо буфетчицы, которая принялась мыть посуду. Человек, стоявший у них за спиной, продолжал:

— Она умерла в пятницу вечером. Похороны будут в одиннадцать, после мессы у святой Едрты. — Потом обратился к буфетчице: — Тончка, налей-ка и мне стаканчик. Пока их нашел, обыскал весь город, — усмехнулся он и заговорил уже ни к кому не обращаясь: — Вечером она попрощалась с Фабиянкой. Приготовила детям ужин и уложила их спать. В одиннадцать опять зашла к Фабиянке… «Жжет у меня, Фабиянка, страшно жжет, — сказала она, — дай мне стаканчик черничной настойки, может, она получше. Взяла бы длинный кухонный нож да так и распорола бы себе живот. По крайней мере перестала бы пить, — усмехнулась она. — Да уж ладно, пусть остается как есть, — а то было бы уж очень некрасиво. Еще пару часов как-нибудь потерплю. — Уходя, она усмехнулась. Фабиянка говорит, что она все мешкала, так ей не хотелось домой. В дверях она спросила: — Надеюсь, Фабиянка, я тебе ничего не должна? Ведь государство не станет платить мои долги, а я не хочу их за собой оставлять. Думаю, мы теперь квиты — государство и я, да и ты и я — тоже? — И добавила: — Старших вы легко найдете. Хотелось бы, чтобы и Минка пришла на похороны, если вы ее разыщете, несчастную. И Алеш мог бы прийти, да и художник тоже, а, Фабиянка?..» Вот я вас и ищу. Может, вы знаете, где Минка. Вчера я сто раз стучался к ней в двери. Бог знает, где ее искать…

— Уехала она, — сухо ответил художник, потрясенный известием о смерти Яковчихи. Потом уточнил: — Алеш Луканц занимается политикой, он зайдет к секретарю. Пару часов они как-нибудь без нее обойдутся, Алеш, как ты думаешь?

— Я схожу, — удрученно сказал Алеш.

— А я поищу Петера Заврха. Ему, наверно, тоже надо прийти, — заметил Яка.

— Церковной панихиды не будет, — сказал незнакомец, — так решили партизаны.

— Ясно, — кивнул Яка, — но надеюсь, Петеру Заврху это не помешает.

— Это конечно, — человек усмехнулся.

Солнце уже стояло высоко. Люди высыпали из церкви и выстроились в две шеренги вдоль дороги: ожидали новобрачных — Кржишников женился на девушке из Брдо. К счастью, в Брдо вовремя узнали об отсутствии Петера Заврха и потому не мешкая отправились в долину, к святой Едрте. Кржишников заказал два автомобиля; рядом с разукрашенными автомобилями, ожидавшими пассажиров, стояли трое музыкантов, явно подражавших модному ансамблю.

Петер Заврх из окна в доме священника церкви святой Едрты смотрел на площадку перед церковью, на веселые свадебные хлопоты. Здесь же, в старом кресле, дремал его племянник. Священник не беспокоил своего собрата. Петер отслужил мессу утром, а сейчас хотел дождаться похорон старой Яковчихи. О ее смерти он узнал от священника, который добавил к этому известию несколько малоприятных замечаний о заблудших овцах пастыря Петера Заврха, утерявших свое религиозное рвение.

— Вполне возможно, что она даже не исповедалась, несчастная, знаю я ее! — возмущался местный священник, имея в виду Яковчиху.

Петер Заврх покраснел как ребенок и тихо сказал:

— Да нет, исповедалась и исповедь была длинная… — Ему хотелось что-то добавить, но показалось, что его хозяин этого не поймет. «Слишком он ревностен», — подумал Петер Заврх, и ему захотелось солгать своему коллеге. Ведь Яковчиха принадлежала к его миру, миру Урбана.

— Похоже, твои прихожане никуда не годятся, — заворчал священник.

Петер Заврх снова покраснел и так же тихо возразил:

— Да нет, они люди порядочные. Работают на фабрике, если дома не свести концы с концами, воспитывают детей, ходят к мессе и на исповедь, жертвуют на нужды прихода… — На этом Петер Заврх оборвал фразу — ему показалось, что для церкви всего этого слишком мало. Однако для обитателей Урбана этого было вполне достаточно и для Петера Заврха тоже. Тогда он подошел к окну и стал наблюдать за тем, что происходит перед церковью. Своего собрата он уже не слышал. Возле церкви собрались гости и музыканты заиграли веселый марш.

— Пойдем, — сказала невеста, — скоро начнутся похороны, чего доброго встретимся… — Она повернулась к Кржишникову со словами: — Вообще лучше всего было бы подождать, пока процессия пройдет. Дурная примета…

Жених взглянул на нее.

— Давай спрячемся, — сказал он, и так раздосадованный тем, что приходится венчаться в церкви. Зато дом они все-таки достроили. А разве он один смог бы справиться? С его-то жалованьем? И все же, не удержавшись, он подкусил ее: — Теперь ты и лампадку дома зажжешь?

Невеста растерянно посмотрела на него, и ее глаза наполнились слезами. Она прошептала пересохшими губами:

— Зажгу. Не жить же нам без лампадки?

— Ладно, пусть горит, — пробормотал он. Но ему показалось, что в его жизнь закралось что-то чужое, недоброе. Оглянувшись на невесту, он увидел, что она плачет. — Ну, перестань, — сказал он уступчивее, но все еще с раздражением.

— А лампадку я зажгу, ладно?

— Ладно, ладно, — пробормотал он, и они сели в машину, которая свернула в боковую улицу — переждать, пока пройдет похоронная процессия.

Богатое, роскошное солнце залило своим светом все вершины вокруг Урбана, все ущелья, склоны, цветущие деревья, засияло над лиственницами в Подлесе, когда партизаны поставили гроб на крестьянскую телегу. Пришел час, который наступает для каждого, и теперь

СТАРАЯ ЯКОВЧИХА ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ДОЛИНУ,

как это обещали ей все ее дети: пятеро, которые боролись и пали за свободу, и три подрастающие дочери. И вовсе не дети виноваты, что случилось это с таким запозданием. Все хорошее в жизни слишком часто приходит с запозданием. Было бы странно, если бы это миновало Яковчиху, пережившую столько бед и страданий. А сейчас ничто не мешает и ей отправиться в этот путь. Ее дети ушли в долину, в рай, о котором с малых лет мечтают все под Урбаном и который манит и притягивает, вот они и уходят один за другим — на фабрики, в школы, — за какой-то иной жизнью. Священник Петер