#Мы никогда не знаем… - Ирина Борисовна Оганова

На Авто повисло всё, и он переехал в Питер. Разобраться в ворохе проблем и что-то понимать в совсем незнакомом деле не представлялось реальным, и она начала считать себя законченной тупицей и благословляла день, который послал ей такого помощника. Он стал совладельцем компании и потихоньку смирился с их не более чем партнёрскими отношениями. Иногда по привычке хватал за задницу, но быстро приходил в себя, переводя всё в шутку – не чужие. Параллельно Автик настоял открыть пару ресторанов, грузинских, Соня не могла отказать, там он тоже успевал рулить, вытащил каких-то родственников из Сухуми налаживать кухню и колорит.

Первые участки под застройку – на юго-западе. Продавать квартиры начали сразу, как всё было утверждено и заложен фундамент. Начальные цены сулили хорошую выгоду покупателям, и можно было произвести оплату в два этапа. Реклама висела по всему городу. Позже появятся и другие точки под застройку. Чиновники были сговорчивые, братва кривила морды, но не лезла. Слухи доходили, особенно через Оксану, что неспроста она такую деятельность развернула, и немудрено, если общаковые бабки у неё осели. Соня старалась особо не выделяться и не привлекать внимания. Пусть попривыкнут. Летом детей отправила в Турцию, сама не поехала – компания росла, не оставишь, и Автандил хоть и ненадолго, но улетал то в Рим, то в Москву. Ей стало всё интересно, и она потихоньку стала въезжать в тему.

Лена наладила хороший канал с мебельными фабриками в Италии, а Автик нарывал госзаказы – а там, где бюджетные деньги, там Клондайк.

Поздней осенью Соня решилась на Америку, естественно, с Леной. Лена продинамила и в последний момент укатила в Перу – какое-то неожиданное предложение от турагентства, на этот раз одна, муж сказал твёрдое «нет». Она не стала его уговаривать – разногласия росли, вернее, недовольство и невыносимое раздражение с её стороны.

Соня полетела одна. Визу почему-то поставили только на год, и у неё не было выбора – пропадёт, потом не поставят, и такое случалось.

В аэропорту встречал водитель с табличной, было неуютно, и мучал вопрос – зачем она здесь, хотелось закрыть глаза и оказаться дома. В отеле при регистрации уверенно протянула кредитную карточку. Впереди целый день, решила пройтись до музея Метрополитен. По пути не выдержала и купила хот-дог с кетчупом и горчицей. Злость на Лену не пропадала, договорились – и на тебе!

В Нью-Йорке холодно, похлеще, чем в Питере, и настроение – как свинцовое небо над головой. Хотелось спать или просто залезть под одеяло и валяться целые сутки, пока не отпустит депрессуха. Такого чувства одиночества она не испытывала давно. «Позвонить Вики? – эта мысль неустанно следовала за ней. – Наверно, телефон сменился. Может, попробовать?»

Завтра к Стелле. Договорилась, что заедет за ними и – к Анне, не была у неё с похорон, памятник не видела. Стелла говорила, что довольна, и портрет на граните хорошо получился, с той фотки, что при входе в гостиную, как живая Аня, только все говорят, выражение лица всё время разное и как бы взрослеет что ли. Аня смотрела с гранитной плиты совсем незнакомым взглядом.

С этим портретом вообще что-то неладное.

В смерти Ани было столько мистического и нереального, что всё, связанное с ней, стало носить такой же отпечаток.

Вернулись быстро, пошёл проливной дождь. Стелла наготовила разного к приезду Сони и даже нафаршировала рыбу. Они уселись втроём. Стелла совсем не изменилась, отец сильно сдал. Разговоры ни о чём. Веня вроде жениться надумал, ждут ребёнка. Жизнь своё берёт, они всё понимают, привыкнуть не могут.

– Может, пойдёшь приляжешь, вид у тебя какой-то уставший? Хочешь, ночевать оставайся. Мы только рады будем.

– Я минут на тридцать, глаза слипаются.

Соня вытянулась на диване, с портрета смотрела Аня, далёкая и непонятная. Стелла укрыла её мягким клетчатым пледом. Захотелось к маме, давно не виделись. Как редко они созваниваются!

Проспала часа три, не помнила, когда спала так крепко. Сели пить чай, хотелось молчать и по возможности побыстрее уехать.

В отеле долго сидела в баре, тянула виски со льдом, не выдержала, набрала номер Вики – ещё в аэропорту взяла напрокат телефон с местной карточкой. Он ответил, Соня сразу узнала его голос.

– Привет, Виктор. Я в Нью-Йорке. Извини за поздний звонок…

Молчание.

– Привет, Соня. У тебя что-то случилось?

– Почему ты так решил?

– Не знаю, по голосу…

– Просто ты давно его не слышал…

– Может быть… Ты надолго к нам?

– Хотела на неделю. Улечу раньше. Мне здесь плохо.

– Мы увидимся?

– Да, я бы хотела…

– Когда?

– Мне всё равно, я свободна.

– Завтра?

– Давай.

– Я буду ждать тебя в пять, в том кафе, где мы были в первый раз. Клубника с шампанским. Помнишь?

– Да, я приду, Виктор…

Он был обижен – Соня сразу почувствовала, – и не просто, а очень серьёзно, и ещё взволнован и растерян.

С утра выползло солнце, ветер стих, иногда прорываясь прохладной, безобидной волной. Соня напялила кроссовки, кашемировый спортивный костюм и побежала в сторону Центрального парка. Деревья стояли ещё зелёные, и ленивые утки вразвалку бродили у пруда. Она села на скамейку лицом к незабываемой картинке небоскрёбов, тянувшихся вдоль парка. Когда-то она купила здесь фотографию с этим видом, всего за пятнадцать долларов, и очень гордилась ею. Это были первые незабываемые впечатления от великого города, которые навсегда застыли в памяти. Сидеть долго не сложилось, она остывала, становилось холодно. На Пятьдесят шестой улице в маленьком магазинчике купила кофе на вынос и огромный американский сэндвич с ветчиной и сыром.

Вкусно! Однажды я раскоровею, это факт! Раньше ела всё подряд и ничего, беременность не в счёт.

Настроение было прежним, но не таким экстремальным. Совсем не думалось о Викторе, была уверенность, что встреча будет провальной и ничего не даст ни ей, ни ему, они почти забыли друг друга.

Пришли в кафе почти одновременно. Вики изменился, набрал лишний вес, отрезал свои длинные волосы и казался чужим. После Серёги она легче стала относиться к мужской красоте, но к Виктору у неё было особое отношение, он оставался её идеалом, мечтой. Одним словом, он подурнел и превратился в обычного мужика, скорее всего, только в Сониных глазах.

Виктор волновался только первые минуты, был мил и разговорчив, обо всём и ни о чём. Соня теряла самую большую иллюзию своей жизни. Любила ли она его? Ей трудно было вспомнить – всё было, но с ней ли? То была