Перелом. Книга 2 - Болеслав Михайлович Маркевич
Перелом. Книга 2 читать книгу онлайн
После векового отсутствия Болеслава Михайловича Маркевича (1822—1884) в русской литературе публикуется его знаменитая в 1870—1880-е годы романная трилогия «Четверть века назад», «Перелом», «Бездна». Она стала единственным в своем роде эпическим свидетельством о начинающемся упадке имперской России – свидетельством тем более достоверным, что Маркевич, как никто другой из писателей, непосредственно знал деятелей и все обстоятельства той эпохи и предвидел ее трагическое завершение в XX веке. Происходивший из старинного шляхетского рода, он, благодаря глубокому уму и талантам, был своим человеком в ближнем окружении императрицы Марии Александровны, был вхож в правительственные круги и высший свет Петербурга. И поэтому петербургский свет, поместное дворянство, чиновники и обыватели изображаются Маркевичем с реалистической, подчас с документально-очерковой достоверностью в многообразии лиц и обстановки. В его персонажах читатели легко узнавали реальные политические фигуры пореформенной России, угадывали прототипы лиц из столичной аристократии, из литературной и театральной среды – что придавало его романам не только популярность, но отчасти и скандальную известность. Картины уходящей жизни дворянства омрачаются в трилогии сюжетами вторжения в общество и государственное управление разрушительных сил, противостоять которым власть в то время была не способна.
Красивая барыня опустилась на стоявшую тут лавку, закинула беспомощно голову назад и лишилась чувств – в первый раз жизни.
XIV
In welche soll ich mich verlieben,
Da beide liebenswürdig sind?
Heine.
К полуночи, после ужина, гости Марьи Яковлевны Лукояновой стали разъезжаться. Сашенька вся сияла, так как все время по отъезде Ранцовой и Ашанина проговорила невозбранно с Троекуровым под звук фортепиано, за которое усадила злополучного вздыхателя своего Мохова, заставив его проиграть все до одной пиесы его довольно обширного репертуара. Бедный молодой человек принимался вздыхать после каждого нового указания девушкой той или другой из них, но ослушиваться не смел и принимался снова бегать по клавишам своими длинными и худыми пальцами… Шигарев присел к хозяйке и княгине Аглае, которую он не менее упорно, чем Веретеньев, подымал на смешки каждый раз, как встречался с нею, но делая это гораздо успешнее, чем легкомысленный Фифенька. Он никогда не противоречил ей, a напротив, поддакивал и «входил» в тон и пошиб ее речей, причем передразнивал голос ее и движения так тонко и искусно, что все кругом помирало со смеху, a она одна благодушествовала и, ни о чем не догадываясь, поддакивала ему в свою очередь и самодовольно озиралась на присутствовавших, говоря: «Monsieur Шигарев et moi nous nous entendons toujours si bien2!»
Марья Яковлевна так и покатывалась, слушая их речи. Она любовно поглядывала между тем на дочь и на сидевшего рядом с нею «наследника всего Остроженковского имения» и – чувствовала себя совершенно счастливою.
– Et comment va votre mal de côté, chère madame Loukoianof3? – вздумалось вдруг спросить ее княгине Аглае.
– Да все побаливает… Варвинский говорит, что это у меня от сердца идет. Сердце у меня не в порядке давно, я знаю, – примолвила Марья Яковлевна с мимолетною тенью озабоченности на лице.
– Сердце! – воскликнула Аглая, испуганно воззрясь на нее своими 4-«boules de loto», как называли в Москве ее глаза, – mais c’est très effrayant ça-4!
Марья Яковлевна засмеялась.
– Ну, даст Бог, еще поживем, княгиня!
– 5-Non, non, ne croyez pas ça! – возразила убедительнейшим тоном та, – les maladies de cœur ne pardonnent jamais-5!
– Очень вам благодарна, княгиня, за такую любезность, – отпарировала с сердцем Марья Яковлевна, – но я надеюсь, что от вашего слова не сбудется.
– 6-Ne vous fâchez pas, – невозмутимо отпустила на это умная женщина, – я ведь это говорю par intêret pour vous-6.
И она при этом встала, пожала, вздыхая, руку только-что обреченной ею на близкую смерть собеседнице и поплыла к двери мимо княжны Киры, усевшейся невдалеке от фортепиано, рядом со все так же не отходившим от нее Иринархом Овцыным (Овцын-Ламартин уехал еще до ужина).
Она остановилась на ходу, ухмыльнулась и закивала девушке с каким-то многозначительным и как бы лукавым видом.
Ta привстала и поклонилась, отвечая на этот знак прощанья.
– Adieu, chère princesse, – проговорила Аглая Константиновна, нагнулась иежданно к ней и уже прошептала таинственным шепотом, который, впрочем, явственно донесся и до Овцына, и до учтиво провожавшей гостью, хотя и донельзя на нее взбешенной за «пророчество» хозяйки:
– Я всегда, chère princesse, когда вас вижу, думаю: 7-Dieu fasse, чтобы вы нашли себе un parti convenable!
Она приостановилась и, как бы осененная новою лучезарною мыслью, тяжело вздохнула и прибавила, глядя на девушку с выражением чрезвычайной жалости:
– Quoique ce soit bien difficile pour une personne qui n’a rien-7!
Зеленые глаза Киры загорелись молнией. Она так и ожгла ими свою непрошенную радетельницу.
– 8-Je n’ai que faire de vos souhaits, madame, – проговорила она чистейшим парижским акцентом, – gardez les pour qui vous les demande-8!
– 9-Mais… mais je n’ai pas voulu vous offenser, chère-princesse, – залепетала растерянно Аглая, озираясь кругом, как бы прося себе защиты, – bien au contraire-9…
– Княгиня, – кинулся к ней Шигарев, решивший мысленно, что необходимо «произвести сейчас же диверсию, a не то до потасовки, пожалуй, дойдет», – a что я слышал про Basile, votre fils! – протянул он ее голосом. – Весь вечер хотел вам рассказать, да все не успевал, вас заслушивался…
Она, вся уже багровая, поспешно обернулась к нему:
– Ah, mon Dieu, quoi donc encore, – de nouvelles dettes10?
– Н-нет! Пожалуй, почище будет! – отпустил он, наклоняясь к ее уху с комически вытянутым лицом.
Она вскрикнула даже:
– 11-Pourquoi m’effrayez vous comme ça, monsieur Шигарев! – Это очень не хорошо que vous dites-11: «почище».
– A вот пойдемте! – сказал он, завертывая локоть калачиком. – Я вас доведу до кареты и все вам расскажу дорогой…
Она послушно продела руку свою под его руку и, торопливо обведя последним поклоном присутствовавших, вышла с ним из залы в самом жалком состоянии духа.
– Какая дура безобразная! – едва исчезла она за дверью, воскликнула Марья Яковлевна, обращаясь к Троекурову. – Вы этаких, пари держу, отродясь еще не видывали!
Он засмеялся:
– Да, это не простая, a какая-то triple essence12 глупости, и даже глупости агрессивной, сколько я мог заметить, – примолвил он, скользнув беглым взглядом в сторону княжны.
Она, уже совершенно овладевшая собою, сидела по-прежнему холодная и безмолвная, незаметно следя за ним глазами и прислушиваясь к его словам, между тем как Иринарх Овцын, хихикая и злорадствуя ее отповедью княгине Шастуновой, выражал ей новую «аппробацию» по этому случаю:
– Люблю то, что вы не миндальничаете с этими аристократами, – говорил он ей, – вы сознаете ваше право на жизнь и счастье вне условий их безобразной морали. Да, вам действительно не нужно ни пожеланий их, ни советов, ни образцов! Вы сумеете пойти по своей, свободной, новой дороге; в вас все задатки для этого. И вы их чувствуете в себе, не правда ли?
Он глядел на нее какими-то хищными, сверкающими и жадными, как у волка, глазами.
– Что? – спросила рассеянно Кира, словно пробуждаясь ото сна.
Овцын передернул желчно губами, заметив ее невнимание:
– Если вам неинтересно слушать, так для чего же повторять!
Она, не возражая, посмотрела на него.
– A книгу принесли? – спросила она, помолчав.
– Принес, – с неостывшею еще досадой сказал он.
– Где же она?
– У меня в шинели…
– Дайте сюда!
– Не передавать же вам при всех! – фыркнул он.
– A вы за кого боитесь: за себя или за меня? – высокомерно и несколько насмешливо проговорила княжна. – Я никого и ничего не боюсь.
Его так и повело всего со злости: это
