Причуды старика - Флойд Делл

— Да, кажется, поняла, — ответила Сюзэн.

Было что-то трогательное в этом молодом человеке, который не говорил девушке о своей любви, потому что на войне его могли убить или ранить. Но Сюзэн давно уже подозревала, что под его властной самоуверенностью кроется, быть может, чрезмерная щепетильность. Посмеяться над этим она не могла, потому что опасность, грозившая ему, была слишком реальна. Но… неужели он не знал, что ни одна женщина, ни одна девушка в мире не хочет, чтобы мужчина был так заботлив?

— Как тяжело, — продолжал он, — когда не имеешь возможности признаться девушке в любви! Но сегодня я должен был кому-нибудь сказать.

— Должно быть, она и так знает, — заметила Сюзэн. — В таких случаях девушки всегда догадываются.

— Да, пожалуй, знает. Но от этого мне не легче. Ведь она думает, что еще не любит меня.

— А почему вы думаете, что она вас когда-нибудь полюбит?

— Не знаю. Но я уверен.

Его непреклонный, решительный вид был красноречивее всяких слов. В конце концов девушки не остаются равнодушными к мужской самоуверенности. Даже таким упрямым и независимым, как Энн Элизабет, приятно — хотя, быть может, и жутко — сознавать, что мужчина хочет их завоевать во что бы то ни стало…

— Но почему вы остановили свой выбор на Энн Элизабет? — осведомилась Сюзэн. — Ведь вы друг на друга так не похожи!

— Быть может, именно поэтому! — ответил он. — Меня никогда не привлекали девушки, связанные условностями и предрассудками.

— А не надеетесь ли вы, что Энн Элизабет, выйдя за вас замуж, будет менее самостоятельной?

— Нет, этого я не хочу.

— Но другие захотят — возразила Сюзэн. — Вот, например, ваши тетки…

— К чорту моих теток! — воскликнул он. — Простите, что я выразился так резко, но я всю жизнь старался избавиться от их влияния.

Да, и старания его еще не увенчались полным успехом. Вот почему тянуло его к Энн Элизабет — она увлекала его к свободе… Вот почему восхищался он ею и не восставал против ее еретических убеждений. Принять их он не мог; его мужская гордость требовала, чтобы он в любой момент был готов отправиться в окопы. Так заплатит он свою дань установленному порядку вещей; а если война его пощадит, он с помощью Энн Элизабет постарается стать таким, каким в глубине души хочет быть. Нет, он не желает, чтобы Энн Элизабет остепенилась и влачила нелепое существование, предназначенное жене такого человека, как Дэв Бёрслей. Он сам хотел бежать от такой жизни, если Энн Элизабет будет его путеводной звездой. Знала ли об этом Энн Элизабет? Ведь мужская гордость помешала ему ей открыться… Быть может, ему было стыдно…

Дэв встал.

— Ну, вот и все. Я должен был кому-нибудь это сказать. Теперь мне легче!

Он сконфуженно поблагодарил ее, еще раз попросил прощения за беспокойство и ушел.

У Сюзэн был один порок, если любопытство можно назвать пороком. Да, именно любопытство, а не навязчивость. Она никогда не вмешивалась в чужие дела и не пыталась как-либо влиять на людей. Но разговор с Дэвом Бёрслеем произвел на нее сильное впечатление. Рядом с его непоколебимой уверенностью в успехе хрупкой и призрачной казалась мечта м-ра Уиндла, и Сюзэн от всей души жалела старого мечтателя. Он не знал о существовании этого соперника!..

Внезапно Сюзэн обнаружила, что она сама начинает всерьез относиться к мечте старика. Дело в том, что она стала уважать м-ра Уиндла, как чуткого психолога. Последнее время она очень внимательно просматривала статейки Джо и невольно обратила внимание на натянутый их тон. Тяжелее стали злые остроты, и иногда совершенно неожиданно проскальзывала нотка симпатии к жертвам его сатиры. Не она одна это подметила… м-с Пэдж втихомолку предсказывала, что недалеко то время, когда репортер «Ньюс Кроникл» перейдет на сторону радикалов… Да, быть может, он не лишен был качеств, необходимых для той роли, какую навязывал ему м-р Уиндл. Правда, он был женат, была у него Китти, и брак их не производил впечатления мыльного пузыря, который в любой момент может лопнуть. И однако… мания старика могла оказаться не манией, а мудростью ясновидца… Что, если жалеть нужно было Дэва и Китти? Ведь они понятия не имели о своих призрачных соперниках!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

МАРТОВСКИЙ ВЕТЕР

1

В марте стали ходить туманные слухи о революции в России. Народ требует мира. Войска отказываются сражаться. Петроград в руках восставших… Царь отрекся от престола. Объявлена республика… К концу недели выяснилось, что всем этим слухам можно верить.

В субботу утром Дэв позвонил Энн Элизабет по телефону. Сначала она не хотела назначать ему свидание, но когда он сказал: «Я хочу поговорить с вами о событиях в России», — она попросила его притти немедленно.

Дэв принес все утренние газеты. Энн Элизабет, еще сидевшая за завтраком, выхватила у него газеты и весело крикнула:

— Как чудно, не правда ли?

Узнав все новости, она вспомнила о нем и спросила:

— Не хотите ли кофе? Я только что сварила.

— Спасибо, пожалуй, выпью.

Он был занят своими мыслями, и ему казалось, что задумчивость его бросается в глаза. Не нужно слов! Энн Элизабет и так должна все понять. Тем не менее он сказал очень серьезно:

— Я думаю, вам известно, Энн Элизабет, какое значение имеет революция в России.

— У меня голова кругом идет! — воскликнула она, радостно улыбаясь. Облокотившись на стол, она подняла на него свои большие голубые глаза. — Я стараюсь до конца это осознать! В 1905 году мне было только десять лет, но отец мне все объяснил. Я думала, что произошло величайшее в мире событие. А когда все рухнуло… я знала, что великий день еще настанет!

Он был слишком занят собой, чтобы следить за ходом ее мыслей.

— Девятьсот пятый год? — повторил он. — О чем вы говорите?

— Конечно, о революции девятьсот пятого года. Ведь вы же о ней слыхали! И тогда они добились бы своего, если бы ваш великий герой Тэдди Рузвельт не вмешался и не положил конец Русско-японской войне! — презрительно добавила она.

— Кажется, вы изменили пацифизму, — сказал он.

Дэв не имел желания вступать в спор, но так бывало всегда. Он не мог оставить без внимания ее непоследовательность.

— Я — не сторонница пацифизма, когда речь идет о классовой войне, — возразила она.

— Вы — представительница того же класса, что и я, — заявил он, собираясь приступить к развенчиванию любимой ее теории об