Земля под снегом - Эндрю Миллер

вытащил один из красных амариллисов и играл на нем как на кларнете. Глазник, проходя мимо Риты, погладил ей бедро. Она обернулась, но он уже говорил что-то жене Эдварда Стрэнга, которая позволила себе крохотную улыбочку.

– Это ваш муж? – спросила Элисон, показав подбородком в сторону лестницы, у которой нерешительно стоял Билл.

– Да, – ответила Рита. – Он всегда на вечеринках немного теряется.

– У вас самый красивый из мужчин, каких я тут вижу.

– А где ваш? – спросила Рита.

– О, где-то.

– Мне платье ваше нравится.

– Французский твид, – сказала Элисон, – но я его купила из-за подкладки.

Она нагнулась и подвернула подол. Рита пощупала ткань.

– Шелк-сырец, – сказала она. – И шелковые чулки у вас симпатичные.

– Уж не решили ли вы поменяться платьями? – спросил Эрик.

– А что, можно, – сказала Элисон. – Пошли с нами наверх, пособите с пуговками.

Он долил им и отошел. Они зажгли сигареты.

– На каком вы сроке? – спросила Элисон.

– Кажется, пятнадцать недель. Можно у Габби узнать.

– Габби, я так понимаю, не отец ребенка, а ваш врач.

– Я тоже так понимаю, – сказала Рита.

– А вот мой ребенок идет, – сказала Элисон.

Подошли Джон и Касси. Она несла миску с розовым соусом, Джон нес тарелку с морковными палочками и крекерами.

– «Кукушки Мидвича»[51], – сказала Элисон. – Читали?

– Я фильм видела, – ответила Рита. – «Деревня прóклятых».

– Да, фильм, – сказала Элисон. – Жуткий, правда?

– Поберегитесь! – раздался голос (мистера Дакуэрта?). Тесса пыталась добраться до лестницы. Ее веки были опущены.

– Ну, конечно, – сказал драматург. – Как же без этого.

Билл подхватил ее, когда она начала падать.

– Тут ужасно накурено, еще бы, – сказал он.

– Сама она лестницу не одолеет, – заметил глазник.

– Возьми ее на руки, Билл, – сказала Рита.

Он так и сделал. Фермерство укрепило его мышцы. Он нес ее наверх, думая о теленке Друзиллы. Айрин шла следом. Иные из гостей захлопали в ладоши.

– Комната в конце коридора, – сказала Айрин. – Дверь справа.

Он положил ее на ближнюю к двери кровать. Айрин зажгла настольную лампу. В комнате было спокойно, радиатор под занавешенным окном давал приятное тепло. Вечеринка едва слышалась, была как шум дальнего прибоя.

Первой их весной в коттедже отец Эрика провел в этой комнате последние недели жизни. У него нашли рак печени, который вскоре распространился по всему телу. Он пожелтел, ссохся, был вначале охвачен паникой, но потом, благодаря изнурению, смирился, сдался. В конце было так, что они сидели, она и Эрик, каждый по свою сторону постели, держа его отца за руку. Прошло некоторое время, может быть, час, близился вечер, птицы за окном прочерчивали сад темными линиями. Вдруг Эрик встал и надвинул на лицо отца простыню. Это поразило ее. Она никакой перемены не заметила. Ей казалось, что в истонченном запястье еще прощупывается пульс. «Нет, нет, – сказал Эрик, – кончено». Как тут поспоришь? И сын, и врач. Так что она отпустила эту руку и положила ее на кровать – так, сидя в лодке, могла бы отпустить руку, протянутую из воды. Он очень ей нравился. Порядочный человек, лишенный воображения. Ее долго тревожила мысль, что он, возможно, был под простыней еще жив. Она и доныне ее тревожила.

– Меня сейчас вытошнит, – сказала Тесса.

Айрин принесла из-под раковины в ванной пластиковый тазик. Тесса села над ним, схватила его за бортик и начала блевать. Это длилось минуты две-три. Когда кончилось, Айрин поставила тазик на пол. Тесса звучно плакала. Билл стоял со скрещенными руками, поджав губы.

– Я теперь справлюсь сама, – сказала Айрин. – Большое вам спасибо.

– Ничего, пустяки, – сказал Билл. – Риту тошнило неделями, я привык.

Он оставил их вдвоем. Айрин взяла Тессу за руки. Тесса просила прощения, потом снова заплакала.

– Я жуткая, никчемная, жалкая…

– Ничего подобного, – сказала Айрин.

– Да, да. Это так, ты сама знаешь. – Она застонала. – Во всем чертовом мире нет ничего гаже, чем женщина, которая… крадет чужого мужа.

– У вас все несколько сложнее, правда же? – сказала Айрин.

– Знаешь, ведь я знакома с ней. С его женой. Я тебе говорила, что она актриса? Гедда Габлер в театре «Гаррик». Он читает мне все отзывы на ее игру. Называет ее образцовой сукой, но испытывает перед ней трепет. И дети. Дивные…

Она задохнулась от слез. Исступленно замахала, зовя тазик. Айрин поднесла его. Вышло мало что.

– Всегда и везде ценник, черт бы его драл, – сказала Тесса. – Никому ничего с рук не сходит. Если сходит, то мужчинам только. – Она подняла на Айрин взгляд ребенка, которому давно пора спать. – Можно я немного подремлю?..

– Да, – сказала Айрин. – Подремли немного. И тебе гораздо лучше станет.

Она стянула с Тессы туфли, взяла с другой кровати одеяло и накрыла ее. Постояла, глядя, как ее подтягивает к границе сна. Ей было ее жаль, хотя она отчасти была согласна с ее оценкой самой себя. Она не стала гасить лампу и понесла тазик через коридор. Начала открывать дверь туалета, и тут мужской голос рявкнул: «Стой, кто идет!» Она с извинением захлопнула дверь. Уже готова была вернуться в комнату (двигаться приходилось осторожно, тазик был полон почти наполовину), когда дверь распахнулась и вышел Эдвард Стрэнг. Он уставился в тазик.

– Надеюсь, не ваше.

– Нет, – сказала она. – Не мое.

– Чудесный вечер.

– Спасибо. Я так рада, что вы смогли прийти.

– Вопрос, – сказал он, – сумеем ли мы выбраться.

– Вы имеете в виду погоду?

– Я имею в виду эти кувшины с джином, которым ваш муж нас потчует.

– Да, – сказала она. – Я не знаю, откуда он столько берет.

– Во имя Отца, и Сына, и лондонского сухого джина, – сказал Эдвард, застегивая молнию брюк. – Я вижу, вы хотите от этого избавиться.

– Да, – сказала она.

– Вперед!

Он зашагал по коридору. Над лестницей подвижным столбом стоял дым. Он вступил в него и начал спускаться, словно погружался в море. Она вошла в туалет. Он был маленький, и в нем воняло. Она вылила тазик, спустила воду, открыла окошко и, пятясь, вышла. Глубокий вдох сделала только в ванной. Ополоснула тазик, вымыла руки. Отнесла тазик обратно в комнату и оставила у кровати. Тесса крепко спала, ее лицо было повернуто набок, между бровями пролегла складка, которую Айрин захотелось разгладить большим пальцем. (Как-то раз во время войны, когда она готовилась к конфирмации, священник из англокатоликов нанес ей на лоб пепельный крест, и это ей понравилось.)

Она двинулась было к лестнице, но, дойдя до своей спальни, задержалась. Прежде чем идти вниз, хорошо бы минутку для себя – проверить косметику, может быть, чуточку духов. А то, чего доброго, спустишься с запашком