Хорошая женщина - Луис Бромфильд

— Дело совсем не в том, о чем ты подумал, — холодно продолжала Эмма. — Моя просьба касается твоей жены. Я бы хотела, чтобы ты удержал ее от слишком частых посещений моего дома.

— Но почему, Эмма?

— Она проводит у нас целые дни. Когда я ни возвращаюсь домой, я обязательно ее встречаю. И я думаю, что это плохо отзывается на Наоми…

— To-есть, как это — плохо отзывается?

Эльмер стоял, заложив руки за спину, и пристально смотрел на сестру. Та взглянула ему прямо в глаза и с минуту поколебалась: сказать ли всю правду? Но быстро решилась, почувствовав, что Эльмер ее поймет. Он ее поймет, потому что, несмотря ни на что, они были очень похожи друг на друга. Оба были созданы для того, чтобы повелевать окружающими, оба твердо верили в свою негрешимость.

— Ты поймешь, что я хочу сказать, Эльмер. Ты знаешь, какая Мабель никуда негодная хозяйка. Ты знаешь, что она… ну, ленива и нечистоплотна. И вот, потому-то она оказывает дурное влияние на Наоми. Наоми, боюсь, не была создана для роли жены и матери. И в том и в другом отношениях она совершенный банкрот. Я старалась сделать из нее человека, внушить ей здравые понятия… но ничего не выходит из-за Мабель. Она разрушает все, чего мне удается достигнуть.

Эльмер разжал руки и, после паузы, ответствовал:

— Да, я, кажется, тебя понял. Кроме того, Мабель следовало бы больше смотреть за своим домом. Можно подумать, что она, положительно, вида его не выносит. Всегда где-то слоняется… — Он отвернулся. — Она идет сюда. Я поговорю с ней, и, если она не изменит своего поведения, дай мне знать.

Обшитые бусами портьеры раздвинулись, и в дверях показалась Мабель.

— Как жаль, что Наоми не пришла! Почему это ей так стыдно появляться на улицах? Я старалась ее разубедить, но ничего не вышло. Когда я носила Этель…

Брат и сестра сумрачно насупились, но Мабель уселась в качалку и продолжала трещать, ничего не замечая.

21

Вдохновение осенило Эмму в церкви во время вечерней службы. Решение подсказал ей мягкий, полный доброты голос преподобного Кэстора. Вот с кем можно и должно обсудить вопрос о замужестве. Он поймет и, конечно, поможет ей советом. На него можно вполне положиться. К тому же, какое глубокое участие проявил он к Филиппу, навещая их по три-четыре раза на неделе.

По окончании богослужения, Эмма подождала, пока он, пожимая руки прихожанам, улыбался каждому и обменивался шутками с таким видом, как-будто ему не приходилось проделывать эту церемонию из года в год по два раза в каждое воскресенье, — сто четыре раза в год! Когда церковь опустела, Эмма подошла к пастору.

— Можете вы уделить мне несколько минут, мистер Кэстор? Мне необходим ваш совет.

Сколько таких просьб выслушал он на своем веку! За какими только советами к нему не обращались дамы! Порой ему становилось невмоготу от этого бесконечного потока больших и малых женских горестей, и появлялось непреодолимое желание бежать без оглядки, бежать от дам, от рукопожатий, от самой церкви. Часто грезил он наяву, с широко раскрытыми глазами, о бегстве на один из сказочных тропических островов, затерянных в безбрежных пространствах океана. Впрочем, горько усмехался он, и на островах найдутся женщины.

Он провел Эмму в свой кабинет, находившийся тут же, в здании церкви. Они сели. Эмме бросился в глаза его утомленный вид. На бледном лице появились новые морщины. Он был еще не старым человеком, не на много старше Эммы, но временами выглядел почти стариком. Очевидно, решила она, семейные неприятности сказываются. Да, священнику больше, чем кому-либо другому, нужна чуткая, преданная жена.

— Итак, я вас слушаю, — сказал он. — Я всегда рад помочь, чем могу, в меру моих скромных сил.

Эмма начала издалека, нарисовав картину одинокой, полной горя и труда жизни, выпавшей ей на долю после смерти мужа, убитого, как всем известно, в Китае. Она коснулась в нескольких словах христианского воспитания, данного ею сыну. И вот теперь, продолжала она, когда Филипп стал взрослым, женатым человеком и, не имея возможности вернуться в Африку, скоро получит приход, она останется одна-одинешенька на белом свете. Она жаждет давно заслуженного отдыха и хочет иметь подле себя преданного друга, на которого можно будет опереться на старости лет. Таковы были причины, побудившие ее принять предложение Мозеса Слэда. И все-таки на душе у нее неспокойно.

Она откинулась в кресле и тяжко вздохнула. Что он думает по этому поводу? Поможет ли он ей принять решение?

Кабинет представлял собой мрачную, неуютную комнату, освещаемую днем одним единственным готическим окном с закопченными стеклами, а ночью — одним единственным газовым рожком. Вся мебель состояла из американского бюро, длинного простого стола, шкафа с ящиками, в которых хранились ноты для хорового пения, и двух-трех обшарпанных кожаных кресел с расплющенными сиденьями. Перед тем как ответить Эмме, преподобный Кэстор несколько минут созерцал эту скудную обстановку, словно погрузившись в глубокое раздумье. Но поза эта была чисто профессиональной и только вводила в заблуждение. На самом деле он думал вот что: «Ей не нужно никаких советов. Она только хочет поговорить о себе. Ей решительно все равно, что я скажу. Она желает выйти за него замуж, что бы ни случилось».

Но, повинуясь служебному долгу, он произнес целую речь, приведя все те аргументы, которые Эмма сама себе не раз повторяла, и закончил так:

— Все доводы в пользу другого решения вопроса вы сами отлично сформулировали.

Эмма беспокойно задвигалась на сломанных пружинах кресла.

— Так что же вы мне посоветуете?

— Миссис Даунс, в таком деле никто не может решать, кроме вас самих. Молитесь богу и поступите так, как вам кажется лучше.

Преподобный Кэстор был расстроен и в глубине души чувствовал себя очень несчастным. Червь зависти работал во-всю и не давал ему покоя. Мозес Слэд свободен и избрал себе в жены Эмму Даунс! Он, преподобный Кэстор, сам подумывал об Эмме в том случае, если (гнусная мысль преследовала его, как тень), если болезнь Энни примет, наконец, роковой оборот. Весь мир, казалось бедному служителю бога, несется мимо него, прикованного к вечно ноющей больной.

Эмма встала, и, потушив газ и заперев дверь, Кэстор вышел вместе с ней. Стояла тихая, ясная ночь. Пелена дыма и копоти исчезла, и звезды словно приблизились к земле. С минуту они постояли,