По дороге в Вержавск - Олег Николаевич Ермаков

такие же длинные, кадыкастые парни, с палками.

– Вот оне, пастух с пастушкой!

– А я и слышу – воет ктой-то…

Сенька быстро встал.

– Стой на месте! – крикнули они в один голос, гогоча.

Сенька набычился, следя за ними. Те сбегали с холма, сильно отталкиваясь палками.

Подбежав, они остановились, разглядывая овец, барана, курицу в руках Варьки. Были они босые, в одинаковых темных портках и темных рубахах навыпуск. Глаза, так же глубоко посаженные, как и у батьки, следили горячо вокруг. Витёк был старший, но заправлял всем младший, Степка, с пушком над верхней губой, коротко стриженный, с оттопыренными ушами.

– Ну чиво, контра буржуйская? А? А? – спрашивал Витёк, снимая драный картуз с лакированным козырьком. – Куды намылилися?

– Сам контра, – тут же ответил Сенька.

– Чё?! – вскрикнул Витёк, наступая.

– Тшш, погодь, – остановил его Степка.

Он с интересом смотрел на Сеньку, Варьку.

– А то не контра? – спросил, усаживаясь подле Варьки.

Сенька отрицательно мотнул головой.

Степка ухмыльнулся.

– Ко-о-нтра. Элемент! Вот сеструха твоя… может, еще и не контра. А ты уже закоренел, Сенька Дерюжка. Как твой дед Дюрга. Вас и спутать легко.

– Гы-гы! – засмеялся Витёк, ширя лицо, показывая зубы.

– Ты говори, да не заговаривайся, – сказал Сенька.

– У нас мама колхозница, – напомнила Варька, косясь на братьев. – И дядь Семен с Дарьей.

– Ма-а-мка? А, ну ето да-а-а… Только и колхозники бывают бывшими. Скоро вышибут и дядьку Семена, и тетку Фофу из колхоза, лишенцами станут, – заявил Витёк, обходя сзади Варьку и трогая мешок за ее спиной.

В мешке сразу заурчал грозно Трутень. Витёк даже руку отдернул.

– Чиво эт там у тибе? Аль дите народилось в поле?.. И ты его уволакиваешь от контроля? Избавиться желаешь? А он хоть и кулацкий последыш, а все ж советский гражданин, хы-гы-хых!

– Дурак, – сказала Варька.

– Ну чего вам? – спросил Сенька. – В рань такую шастаете.

– Так с вами не поспишь, с контрой, всех будоражитя. То царские гимны там поете, то расхищаете социалистическую собственность революции и колхоза, – сказал Степка.

– Какую еще собственность?

– А вот хоть и эту, – ответил Степка, указывая на овец и барана. – После описи уже она считается обчественной. Указ вышел давно. Опись была? Была. Так и вот те на, чем возить, так лучше погонять.

– Она признана неправильной, – сказала Варька. – Не было схода.

– Ой-ёй, – дурашливо молвил Степка, толкая Варьку в бок, – какие мы сурьезныя, затейливыя, ай-яй, палец в рот не клади… А в поле две воли: чья сильнее? И ни отца, ни матери, заступиться некому.

– Наша воля такова: вертать овечек-то с бараном, – сказал Витёк. – А там разберутся – и про сход, и про опись, и про кулачество. Надо пождать, а не наутек пускаться. И курочку. И… что тама, в торбе-то?

– Да кот там, Трутень! – воскликнула Варька.

– Кот тоже подлежит конфискации али не? – спросил Витёк у Степки.

– А то как же. Он достояние массы трудящей, как и все вокруг. Это ранее котики и кошечки токо барыньке и грели ручки, а теперь – всем! – ответил Степка.

И Сенька готов был плюнуть и сказать: «Да забирайте!» Но его опередил Степка, и все пошло по-другому.

– Но я вот, что выскажу прямо, – вдруг сказал Степка. – Можно переиграть момент.

Все посмотрели на него. Степка обернулся к брату:

– Дай, Витёк, курнуть.

– У тебя своя, – ответил тот.

– И правда… – Степка полез в карман, достал коробку из-под монпансье, грязным толстым ногтем подцепил ее, открыл, набрал махорки, свернул из газетной полоски цигарку. – Ну хоть спичка есть для родного брательника?

Витёк бросил ему коробок. Тот прикурил и, щурясь, продолжил свою речь с дымом:

– А то и впрямь, ктой его знает, как оно по уму, закону, правилу, ну? Верно, Дерюжка? И чиво мы все задумали, что оно так, а может, и не так? Кто мы такие, чтоб решать – как выстрелом в яблочко?

Сенька переминался, глядел исподлобья, не понимая.

– Ка-а-роче! Гони их дальше, Сенька Дерюжка! Давай! – дозволил Степка и махнул рукой в сторону Каспли.

Сенька с недоверием глядел в бараньи круглые глаза молодого Ладыги и не знал, что делать.

– Забирай, отвязывай! – кивнул тот на барана.

Витёк с удивлением тоже глядел на брата.

– Батька ж наказывал… – проговорил он.

– Да что! – воскликнул Степка, жадно истребляя цигарку и кругля свои странные диковатые глаза. – Плохо лежит – брюхо болит. Да мимо пройти – дураком назовут.

Витёк еще сильнее удивился и воззрился на братца, как на полоумного.

– Ты чё мелешь… Чего ж мы… стороной, что ль?

– Да, Виктор Ларионович, – отозвался тот. – Стороной от овечек да барана. Не видали, не слыхали. Ты ж не сорока, что где посидит, там и накастит? Ну? Кумекай да помалкивай.

Сенька и вправду отвязал барана, потянул его, шагнул в сторону. Встала и Варька, но ее Степка придержал за плечи.

– А ты погодь, погодь. Не спеши.

Сенька остановился.

– Красны займы отдачею, – молвил Степка и почесал острый нос, невинно глядя снизу на Сеньку. – Чего стал? Иди. А ты сиди. – Снова притянул он книзу попытавшуюся встать Варьку. – Побеседоваем давай. О мировой там обстановке, странах вражеских…

– Да вы чего… – сказал Сенька, с трудом сглатывая.

Руки и ноги у него сделались ватными.

Варька сидела бледная. Витёк понял, куда оно идет, и, ухмыляясь, перехватил палку обеими руками и двинулся на Сеньку.

– Давай, давай, контрик! Ступай, забирай чужую собственность. Мы тебе не видали, не чуяли. И ты нас.

Степка поглядывал на свои уже топорщившиеся штаны, метал круглые взгляды вокруг, на Сеньку, на Варьку.

– Вали! – приглушенно крикнул Витёк на Сеньку, замахиваясь палкой. – А то ребра посчитаю! Да в реку к ракам пущу.

Варька снова вскочила, Степка схватил ее за бедра.

– Стоять! Куды? На потную лошадку и овод летит. Вота мы и прилетели. А ты и впрямь взопрела, убегаючи, краля… Ну, ну, не брыкайся. Весна-то какая! Соловушки! Жилы бурлять!.. Поиграй бедрами-то, поиграй…

– Ты, сука ладыжская! – крикнул Сенька, бросая веревку и кидаясь назад.

Но его перехватил сильный длиннорукий Витёк.

– Ай! – взвизгнула Варька.

Степка накрыл ей ладонью лицо.

– А хто тута поминает мое доброе имечко да нехорошим словом?! – раздался издали окрик.

И все вмиг оцепенели, как в сказке. Повернули головы. По склону холма широко вышагивал сам Ладыга в расстегнутой шинели. Степка сразу отпрянул от Варьки, вскочил. Отпустил Сеньку и Витёк.

– Батя! – воскликнул он. – А тута мы, это…

– Глянь-ка, контру-то перехватили! – пришел ему на помощь Степка.

– Вижу, что перехватили, – отвечал тот, приближаясь и сверкая угольями глаз. – Молодцы.

Сенька припомнил затрещину и понял, что они с Варькой окончательно