Каменная сладость прощения - Лори Нелсон Спилман

– Так разыщи его, этого Генри! Я тебе помогу. – Я вскакиваю с дивана и иду к рабочему столу. – В конце концов, мы журналисты. Поиски будем вести среди двадцати с чем-то Генри в Делавэре. – Я хватаю блокнот и ручку. – Разместим пост об этом в Facebook и Instagram. У тебя есть его фото, так? Мы найдем его, и Лейси с Генри из Делавэра будут жить долго и счастливо… – Клаудия рассматривает свои ногти – не знаю, нервничает она или боится чего-то, но я продолжаю: – Не волнуйся, Клаудия. Пока еще не слишком поздно. Подумай только, какое облегчение ты почувствуешь, когда твоя тайна откроется.

Не знаю даже, я говорю это ей или себе.

Наконец Клаудия кивает:

– Хорошо. Дай мне только немного все обдумать, ладно?

Вот вам, пожалуйста. Клаудия Кэмпбелл ведет себя совсем как я. Она тоже загнала своего демона в западню. Как и я, она страшится того, что может случиться, если дверца западни распахнется.

Возможно, дело в слезах Клаудии, или в ее шраме, или в словах Присциллы о том, что я неэмоциональна. А возможно, просто наступил момент слабости. Я знаю только, что независимо от причины я выбираю этого человека и этот момент, чтобы распахнуть дверцу своей западни.

– Погоди, сейчас услышишь, что натворила я.

Глава 20

Это произошло в июле. В тот день я повела себя импульсивно, повинуясь какому-то порыву, но злого умысла у меня не было.

Мы отправились на север штата. Жители Мичигана образно называют эти места кончиками варежки, поскольку очертания штата Мичиган напоминают варежку. Бобу принадлежал маленький домик в Харбор-Ков, сонной рыбачьей деревушке, раскинувшейся на берегу озера Мичиган. Эта часть озера с мутноватой водой годилась лишь для ловли рыбы, а не для купания. Похоже, Боб сбрендил, думая, что кто-то, особенно тринадцатилетняя девочка, захочет провести лето в этом диком месте. По возрасту мне в какой-то степени подходила десятилетняя соседская девочка Трейси.

Три дня стояла удушливая жара, побившая все рекорды. Даже кондиционеры не помогали. Боб с мамой собирались пойти в кино на «Неспящих в Сиэтле». Боб приглашал и меня, чуть ли не упрашивал.

– Пойдем, Сестренка. Я куплю тебе попкорна. Черт, куплю даже мятные конфеты «Джуниор»!

– Ненавижу мятные конфеты «Джуниор»! – заявила я, не отрывая глаз от журнала для подростков.

Он сделал вид, что огорчился, но я-то знала: он обрадовался, что я не потащусь с ними. Настоящий притвора. Может, он хотел, чтобы я умерла… или, по крайней мере, чтобы меня отправили в Атланту.

В тот вечер я позвонила папе. У нас время на час впереди, и он как раз ушел с площадки для гольфа.

– Привет, как там моя девочка?

Я почесала переносицу:

– Я скучаю по тебе, папа. Когда мы сможем приехать в Атланту?

– Когда захочешь, малышка. Теперь все зависит от мамы. Ты ведь понимаешь, правда? Я хочу, чтобы ты приехала, и мама тоже. Я люблю вас обеих. Попробуешь уговорить ее, куколка?

Когда я принялась рассказывать ему о своем ужасном лете, он прервал меня:

– Погоди минутку. – Прикрыв трубку, он заговорил с кем-то в комнате, рассмеялся, потом снова обратился ко мне: – Позвони завтра, милая. Хорошо? Тогда и поговорим.

Я повесила трубку, еще острее ощущая свое одиночество. Я чувствовала, что теряю отца. Теперь он казался более сдержанным, не стремился любыми способами заполучить нас с мамой домой. Надо было что-то предпринять, пока он нас совсем не забыл.

Плюхнувшись на диван, я включила телевизор. Уставившись в потолок, слушала передачу «Замужние… с детьми», а по моим вискам струились слезы и затекали в уши.

В какой-то момент я заснула. Проснулась от шума подъезжающей машины. Села и потянулась, чувствуя, что вся покрыта липким потом от нестерпимой жары. Телевизор оставался включенным, шел «Субботний вечер в прямом эфире». Я заметила на подлокотнике дивана свой лифчик, который сбросила раньше. Схватив его, я засунула под диванную подушку.

Я слышала, как они смеются, подходя к двери с москитной сеткой. У меня не хватило времени улизнуть в свою спальню. Я снова улеглась и зажмурила глаза. Мне не хотелось слушать разговоры про их дурацкий фильм.

– Готов поспорить, кое-кто хочет попкорна.

Это был Боб, шут гороховый. Шаги приблизились к дивану, но я притворилась спящей. Я почувствовала, что Боб с мамой склоняются надо мной. Потом учуяла запах попкорна и его лосьона после бритья и что-то еще, чем обычно пах мой отец. Виски? Но этого не могло быть. Боб не пил.

Я лежала не шевелясь, вдруг осознав, что почти не одета. Я чувствовала, что мои набухшие маленькие груди выпирают из майки, а длинные голые ноги вытянулись на диване.

– Оставим ее здесь? – тихо спросил Боб.

Я представила себе, как его темные глаза шарят по мне. По спине побежали мурашки. Хотелось прикрыться или прогнать его.

– Нет, – прошептала мама. – Отнесем ее в постель.

Неожиданно горячая мозолистая рука подхватила меня под голые ноги. Другая втиснулась под плечи. Но это не были руки мамы! Я распахнула глаза, и на меня угрожающе надвинулось темное лицо Боба. Я испустила пронзительный вопль, сама испугавшись его. С этим воплем выплеснулась вся моя сдерживаемая ярость, все отвращение и разочарование. Все эти раскаленные добела эмоции, накопленные за последние восемь месяцев, опалили мою глотку.

На лице Боба было написано замешательство. Сбитый с толку моим криком, он, казалось, не понимал, что происходит. Если бы он догадался сразу отпустить меня, все было бы по-другому. Вместо этого он еще крепче прижал меня к себе, как ребенка, пробудившегося от ночного кошмара.

– Отпусти меня! – взвизгнула я, извиваясь в его руках, как дикий зверь.

Но он крепко держал меня. В процессе борьбы мои коротенькие шорты спустились вниз, и на сгибе его руки оказался мой полуголый зад. Меня передернуло.

– Отвали от меня! – завопила я.

Боб вздрогнул. Никогда не забуду его округлившиеся глаза, словно я внушала ему ужас. Он неловко опустил на диван мое извивающееся тело.

В следующий момент произошло вот что. Вытаскивая руку из-под меня, он задел мою промежность.

Какого черта! Что происходит? Наконец-то у меня появилась возможность выбора. Решение созрело за долю секунды. Теперь я могла бы выполнить обещание, данное папе.

– Убери от меня руки, чертов извращенец!

Я не смотрела на Боба, не хотела видеть его лицо. Не хотела задумываться о том, намеренное было прикосновение или нечаянное. Я вскочила с дивана и, споткнувшись о шлепанцы, упала на деревянный пол, оцарапав колено.

Подняв взгляд, я разглядела в глазах Боба изумление, обиду… и, как мне показалось, стыд.