Секреты цветов - Салли Пейдж

– Ты по-прежнему собираешься писать книгу? – Бетти поднимает весла, и лодка свободно дрейфует по течению.

Эмма понимает, что не может ответить на этот вопрос. У нее пока даже нет четкого представления о том, какого рода книгу она может написать.

– Мне только интересно: ты все это затеяла, потому что нуждалась… – неуверенно начинает Бетти, – я точно не знаю, в чем именно… Но когда я думаю о том, сколько негатива ты так долго держала в себе и каково тебе было… Ничего удивительного, что ты решила переключиться на что-то другое, и действительно, чему тут удивляться? Не то чтобы это было неинтересно, а что касается твоих слов вчера вечером, будто этот квест, или как там еще его называет Тамас, является ужасной глупостью, тут я вынуждена с тобой не согласиться… – Бетти замолкает, и Эмма, потерявшая нить ее рассуждений, даже рада, когда Бетти возвращается к вчерашнему разговору и спрашивает: – Ты вроде обмолвилась, что за все это время никому не рассказывала о Уилле? – (Эмма качает головой.) – Даже своей маме? Ты говорила, она еще жива.

– Ой, ты просто не видела моей матери, – кривится Эмма. – Не думаю, что у нас достаточно времени, чтобы ее обсуждать.

– Тогда в другой раз? – предлагает Бетти.

– В другой раз. – Заметив, что Бетти гребет к берегу, Эмма догадывается, что та, вероятно, устала. – Может, немного передохнешь? а если хочешь, чтобы я села на весла, то я с удовольствием тебя сменю.

– Нет, давай лучше остановимся ненадолго, – говорит Бетти, когда лодка утыкается в песок рядом с плакучей ивой.

Перегнувшись через борт, Эмма хватается за корень и подтягивает лодку. Бетти убирает весла, берет анорак, достает из внутреннего кармана термос и начинает откручивать крышку.

Эмма смотрит на Бетти и внезапно ловит себя на том, что готова выплеснуть тревожные мысли, посещающие ее в четыре утра, и все страхи, которые терзают мозг бессонными ночами. Она предпочла бы говорить на итальянском, но, посмотрев на Бетти, с ее кудряшками, старомодными очками и отглаженными джинсами, понимает, что должна найти в себе силы говорить на английском.

– Иногда мне кажется, если бы я знала о той любовной интрижке, то могла бы спасти Уилла. Когда у него случился сердечный приступ, я сделала ему искусственное дыхание и… Ну… быть может, мне следовало энергичнее нажимать ему на грудь, чтобы заставить сердце снова биться. Говорят, ярость придает человеку сил. Думаю, я могла бы вернуть его к жизни, удержать возле себя, чтобы спросить: почему? – Эмма замолкает, а потом шепчет: – Бетти, я ругаю себя за то, что сделала недостаточно.

Бетти успокаивающе цокает языком:

– Не сомневаюсь, ты сделала все, что могла. В нашем садовом центре я отвечаю за оказание первой помощи, и на всех курсах нам объясняли, что искусственное дыхание – вещь, конечно, хорошая, но дефибриллятор – это совсем другое дело.

– Они приехали очень быстро, и у них было с собой все необходимое оборудование.

– Ну тогда ты сделала все, что в твоих силах.

Эмма кивает. Итак, она действительно не могла спасти мужа. Ноги внезапно становятся ватными; хорошо, что она сейчас сидит. Но почему она до сих пор держала все это в себе?

– А как ты узнала о его любовной интрижке? – протягивая Эмме кофе, спрашивает Бетти.

– После смерти Уилла с его работы мне прислали коробку с вещами из его кабинета. Я постоянно откладывала разборку той самой коробки, но после Рождества решила, что надо себя заставить. – Эмма поднимает глаза к небу. – Я захотела заняться чем-то практическим, так как до этого старательно избегала всего, что может причинить мне боль, и чувствовала себя виноватой. – Эмма качает головой. – А ведь я чуть было не выбросила вещи Уилла в мусорное ведро. Но потом подумала, что Уилл хотел бы, чтобы я рассортировала его бумаги для вторичной переработки. – Она задумчиво смотрит на плывущие над головой облака, уже в который раз заново переживая тот роковой момент.

– А что было в коробке? – спрашивает Бетти.

– Второй телефон. Я думала, телефон принадлежит кому-то другому, и включила его, чтобы найти имя владельца. Именно тогда я и обнаружила сообщения, которыми он обменивался с одной из коллег.

Слова… мешанина из слов… написанных слов. И осознание страшной правды, когда слова эти выстроились в фразы. Фразы, которые она до сих пор ощущает, как стигмы на коже.

– А ты ее знала?

Эмма качает головой:

– Она пришла на его похороны. Блондинка, привлекательная этакой бледной аристократической красотой. Помню, я еще тогда подумала: как приятно, что коллеги Уилла так сильно скорбят по нему. – Эмма презрительно фыркает. – Ее тогда утешал один из партнеров. Неужели они знали?! Неужели все они знали?

– Или, возможно, она просто сразу перешла к следующему мужчине, – замечает Бетти, и Эмме нравится ее злой сарказм. – И эта связь продолжалась, пока он?.. – Бетти не заканчивает вопроса.

– Нет, все закончилось примерно за восемнадцать месяцев до его смерти.

– А как долго они были любовниками? – спрашивает Бетти. – Ты выяснила?

– Я с ней встретилась. – Эмма тяжело сглатывает; Бетти не скрывает своего удивления. – Однажды, когда я оказалась не в силах продолжать строить догадки, прокручивая в голове самые разные сценарии, я подумала: а почему бы мне не спросить ее лично?

– И она согласилась?

– По-моему, она даже почувствовала облегчение. Она сказала, что много месяцев ждала моего звонка.

– А что было дальше?

– Мы встретились за чашкой кофе в «Старбаксе». Все выглядело… таким прозаичным. Я смотрела по сторонам и думала, что здесь наверняка есть те, кто тоже изменяет жене или мужу. – Она вздыхает. – Все так предсказуемо… Она была, возможно, лет на десять моложе Уилла. Юристка из его команды. Столь тривиально и прозаично. А я сидела и думала: вот я сижу в «Старбаксе» в среду утром и мечтаю кого-нибудь убить. И впрямь весьма прозаично.

– По-моему, ты проявила удивительное мужество, встретившись с ней, – говорит Бетти, указав на нетронутый кофе в руке Эмме. – Выпей, дорогая. Это тебя согреет.

Эмма не заметила, что дрожит мелкой дрожью. Она делает маленький глоток кофе.

– Было это мужеством или форменной глупостью? – Она вздыхает, вспоминая ту блондинку с бледными глазами. – Она нервничала даже больше меня, отчего казалась еще моложе. – Эмма вспоминает, как девушка робела и буквально на глазах теряла самообладание. – И мне вдруг стало жаль женщину, которую я хотела убить. Такое уж мое везение! – Эмма безуспешно пытается рассмеяться.

– И как долго это продолжалось?

– Пять месяцев