Поцелуй змеи - Сюэдун Чжан

Вскоре, подтягивая по пути ватные штаны, вернулся из туалета отец. Казалось, что, пока он справлял малую нужду, или штаны его подсели, или сам он раздобрел, отчего он никак не мог натянуть их как надо. На мятых штанинах виднелось несколько мокрых пятен, что вызывало жуткое отвращение. Мать, заметив, что отец, пристроившись прямо у разделочной доски, стал закатывать рукава, принялась его упрекать: «Чем старше, тем глупее, будто не знаешь, что, заходя в дом, следует вымыть руки». Ни слова не говоря, отец с каменным лицом развернулся и направился к умывальнику. Смоченный водой обмылок, словно вьюн, то и дело выскальзывал из его рук, отец никак не мог его удержать, и тот раз за разом звучно падал в тазик. Отец принялся ворчать на мать, что та пожалела денег на покупку нового мыла. После этого вся компания уселась за кухонный стол. Мать проворно раскатывала лепешечки, отец и сестры наполняли их начинкой, их руки припорошило мукой, отчего казалось, что все в белых перчатках.

Мать работала столь проворно, что умудрялась без промедления снабжать заготовками всех и сразу, отец из-за этого чувствовал себя неловко – перед детьми он обычно старался ни в чем не уступать матери. Самолюбивый от природы, он придавал своей репутации первостепенное значение, даже если это касалось лепки пельменей. Приняв свирепый вид, он стал порицать сына: «Чего сидишь? Ждешь, пока тебя накормят?!» Похоже, если он сегодня не присоединится, отец потеряет мощное подкрепление и исход сражения будет явно на стороне матери, но пельмени его не интересовали. Он был по уши влюблен, а лучше сказать – его сердце сейчас пылало, словно их раскаленная докрасна печка.

Отец подзывал его несколько раз, но он продолжал упрямиться и даже не прикоснулся к тесту. «Они только и знают, что свои пельмени! Будто на пельменях весь свет клином сошелся. А вот кто знал, что творилось сейчас у него на сердце?»

Наконец отец прищурившись посмотрел на него и громко крикнул: «А ну, выключи телевизор, сидишь, словно чурбан!» Зная характер отца, он понимал: попробуй он ослушаться, на примирение можно потом не надеяться. Чуть помедлив, он не спеша встал, но вместо того, чтобы ткнуть кнопку телевизора или пойти уже наконец лепить пельмени, взял и пнул лежавшую рядом собаку. Весь вечер та лежала в комнате, разомлев от праздности, и доверчиво посапывала во сне.

Животное, словно обиженная Доу Э[22], вдруг жалобно заскулило. Отец пришел в ярость: «Вон из моего дома! Зачем мы тебя растили, ты хуже собаки!» Пожалуй, это было лучшее, что сказал ему отец в канун праздника. Все последующие события доказывали, что он не только ничтожество, но еще и зловещая звезда для их семьи. Через несколько месяцев ему должно было исполниться восемнадцать, после чего он мог уже вполне самостоятельно распоряжаться своей жизнью, однако отец воспринимал его хуже, чем какую-нибудь скотину: ведь он не поступил в университет, опозорил семью, а еще имел бесстыдство заявиться в дом с девчонкой. Мать отнеслась к его девушке доброжелательно, а вот отец даже глаз на нее не поднял. Проводив ее за порог, мать от лица отца высказалась так: «Поскорее забудь ее».

Посчитав, что отец уж слишком суров с сыном, мать поспешила разрядить обстановку, не к добру было портить праздничную атмосферу: «Вывел бы ты лучше собаку на улицу, а то вся комната псиной пропахла». Мать не очень жаловала собак, а вот отец к этой животине привязался: стоило им собраться за столом, как собака тотчас усаживалась рядом в ожидании косточки или другого лакомства. Он и пнул-то эту собаку в основном в отместку отцу. Но, как говорится, избивая собаку, думай, кто ее хозяин. Когда та была щенком, отец лично подобрал ее на улице и выкормил, поэтому сейчас он не упустил случая накинуться на сына: «Да только и знаешь, что цапаться с матерью дома, и как это мы вырастили такую бестолковую скотину!» Там, где они жили раньше, скотиной называли всякую животину, что шла под нож, например свиней, баранов, кур. Другими словами, он в глазах отца значил не более чем домашний скот. Сам он был бы рад оказаться на месте скотины, чтобы забыть про родственников и самому управлять своей жизнью, быть с теми, с кем ему хорошо, чтобы никто не лез в его дела. В его сердце горел огонь, от которого разрывались все внутренности, его словно сжигало то самое пламя, о котором только что пелось по телевизору.

Из его глотки вырвался хрип, в висках закололо от невидимых игл. И тут же он услышал внутри себя настойчивый голос: «К чему здесь торчать? Отправляйся к своей любимой!» Тогда он стремительно вылетел из дома, прихватив стоявший под навесом старый отцовский велосипед. На тот момент это было единственное средство передвижения в их семье.

Мороз на улице пробирал до костей, обычно в последний месяц уходящего года случалось несколько снегопадов, поэтому толстый слой лежавшего на обочинах снега в сумерках отсвечивал синевой. Порой этот затейник-снег был очень коварен, глубокой ночью он обожал прикидываться чистейшим святошей, так что, куда ни падал взор, мир представлялся девственно белым, словно достиг совершенства и отмылся даже от намеков на грязь.

Изо всех сил давя на педали, он ехал навстречу ветру, дорога отзывалась мерным поскрипыванием, колеса вкривь и вкось катились вперед. Вдруг велосипед как-то нескладно кашлянул: оказалось, чертова цепь тоже решила сыграть с ним злую шутку! Он злобно спрыгнул и как помешанный принялся со всей дури пинать колесо. Велосипед, не издав ни звука, трупом повалился на снег, а он, обхватив ногу, запрыгал на месте от боли, выглядело это весьма комично.

Отец был настроен против, велосипед тоже встал в позу, и он возненавидел все вокруг, включая пельмени и собаку. Кто-то рядом запустил петарду, она сперва хлопнула в воздухе, потом звучно – «бах-бах» – разорвалась у земли, воздух тотчас наполнился ядреным запахом пороха, что как нельзя лучше соответствовало его настроению. Он принялся возиться со слетевшей цепью. Когда педаль под его нажатием наконец-то привела в движение заднее колесо, пальцы на его руках околели так, что он их не чувствовал, зато внутри все полыхало жаром, его ничто не могло остановить. Едва он подумал, что скоро увидит любимую, о которой тосковал днем и ночью, как все его обиды показались ему оправданными…

Пока повар Ту витал в своих мыслях, ехавшая впереди школьница исчезла