Последний человек в Европе - Деннис Гловер

На Оруэлла накатило облегчение. Наконец-то приличный аванс!

– Я подумывал о проекте. Заказе, чтобы поддержать тебя на плаву, пока не придут роялти от этого… – Голланц взял новую рукопись и прочитал название: – «Да здравствует фикус!».

– Заказ? – Настроение Оруэлла мигом испортилось.

– Я открываю новый импринт. Мы назовем его «Клубом левых книг». С редактурой помогут Стрейчи и Ласки[11].

Коммунисты! Или без пяти минут коммунисты.

– Нам нужна книга о безработице на севере.

Он застонал про себя. Так и знал! Снова жизнь в трущобах. Снова вынужденная мрачность. Они что, думают, он больше ни на что не способен? Вот таких, как Во, «на север» не шлют.

– И, конечно, мы тут же вспомнили автора «Фунтов лиха в Париже и Лондоне».

– Разве Пристли и Мортон[12] туда уже не ездили?

– Куда им до тебя, Оруэлл. Слишком сентиментальны. Мне нужен не туристический буклет. Как ты сам сказал, мы тут любим реализм.

– У меня такое ощущение, что я это уже писал.

– Могу предложить пятьдесят фунтов на расходы и сотню – в качестве аванса, оговоренную долю сразу в руки после подписания. И это за коммерческое издание. – Голланц придвинулся. – А если Стрейчи и Ласки согласятся взять книгу в новый клуб, то жди намного больше.

2

Барнсли, февраль 1936 года. Как можно принимать Британский союз фашистов всерьез? Взять хоть их флаг, висевший в зале ратуши над подиумом бок о бок с «Юнион Джеком»: ярко-красный фон, темно-синий круг, рассеченный белой молнией, – словно какая-то нелепая пародия сразу и на нацизм, и на коммунизм. «Ну правда, – думал он, – такое и в Голливуде нарочно не придумают». Затем – сами чернорубашечники. Он насчитал с сотню – они выстроились по сторонам прохода и перед сценой.

Он знал, кого они должны напоминать: штурмовиков – высоких, широкоплечих и крепко сбитых, с челюстями боксеров, узкими щелочками ртов и устрашающими безжалостными лицами, словно восковыми масками, – вот только действительность оказалась куда более комичной. У ближайшего были коротко постриженные седые волосы, кривой нос и не хватало так много зубов, что оставшиеся торчали, словно пожелтевшие клыки; тесный черный свитер униформы, заправленный в черные штаны, выдавал дряблый живот и рыхлые руки. На ум скорее шла стареющая, отъевшаяся и тупая помойная крыса.

Сюда Оруэлла позвали Томми Дегнан и Эллис Ферт, местные организаторы из Национального движения безработных, посадив с коммунистами и членами Независимой рабочей партии, теперь устроившими сцену – они освистывали и оскорбляли чернорубашечников. Оруэлл видел, как те перешептываются между собой и косятся на толпу, видимо, подумывая после мероприятия по-своему отблагодарить хозяев зала – а то и его заодно. Все они сжимали в руках отрезки резиновых шлангов; один уже надевал кастет.

Председатель призвал к порядку, орган заиграл «Боже, спаси короля» – и все встали и запели. Странный же народ эти англичане! После песни поднялись крики, прямо как на футбольном матче: «Гитлер и Мосли – это голод и война!» боролось с «Долой евреев!». Этому позволили продолжаться несколько минут, хотя специально или нет – он не понял. Затем чернорубашечники начали медленно и ритмично скандировать «Мосли… Мосли… Мосли…» – и в каждом возгласе безошибочно чувствовалась угроза насилия. Они стремились заглушить коммунистов и социалистов, но истинной целью, подозревал Оруэлл, было заглушить даже самые мысли.

Внезапно прожектор осветил дверь в конце зала, и под звуки полудюжины нестройных духовых вошел худой мужчина с внешностью мошенника, с пышными усами и короткими черными волосами, бритыми на висках. Как и чернорубашечники, он был в черной униформе, не считая галифе и офицерских сапог. Среди все более громких освистываний слышались и возгласы восхищения. Этот чаплиновский персонаж, окруженный охранниками видом повнушительней его, двинулся к сцене, задержавшись по дороге, чтобы обменяться поцелуями со стайкой дам высшего класса – явно только ради этого и приглашенных. Оруэлл видел, как одна из них при виде вождя пала на колени и спрятала лицо в ладонях – словно молилась.

К скандированию уже присоединился топот ног и стук ладоней по спинкам стульев, и наконец новоприбывший поднялся на сцену как под аплодисменты, так и под улюлюканье. Сэр Освальд Мосли собственной персоной: наследник десятимиллионного состояния, по слухам, любовник дочери пивного барона Дианы Гиннесс, бывший депутат от тори, бывший министр кабинета лейбористов, бывший лидер Новой партии, главный британский почитатель Гитлера и Муссолини, а ныне – самонареченный фюрер Британского союза фашистов.

Что за контраст с немецким диктатором из новостных хроник! Во внешности старины Адольфа даже в лучших случаях было что-то явно не так, что усиливало угрозу: плоховато сидела форма, падала на его жалкое собачье лицо челка, бледная кожа намекала на прошлые неудачи в жизни и горчичный газ, объясняя навязчивую ненависть в его речах, когда он гортанно визжал на простонародном немецком. А здесь – Мосли: одет с иголочки, говорит о борьбе за новый мировой порядок так, словно толкает вдохновляющую речь перед домашним матчем по регби в Винчестере.

– Я пришел на это замечательное собрание, чтобы объяснить политику и убеждения британского фашизма, – начал Мосли.

– Ты хотел сказать – немецкого фашизма, поганый любитель фрицев! – выкрикнул поверх прочих насмешек шахтер, сидевший рядом с Оруэллом. – Мы сражались с твоим дружком Гитлером при Ипре!

Чернорубашечник с крысиной рожей смерил крикуна взглядом и перехватил шланг покрепче.

Мосли пропустил все мимо ушей.

– Если вы считаете, что в самом деле будете процветать при нынешнем положении вещей, то уже напрасно предлагать вам мужественную веру фашизма и ее революционную концепцию политики, экономики и самой жизни.

Да уж! Гитлер никогда бы не завернул что-нибудь вроде «революционной концепции»; у него была только ненависть, которой он поливал врагов, как из пулемета.

– …А теперь наши граждане 1914 года, наши отважные граждане, прошедшие войну 1914–1918 годов, угрюмые ряды бывших служак, которых вновь и вновь предают наши политики…

– Вот именно, приятель, воевавших-то с твоими немецкими дружками! – выкрикнул кто-то рядом, но Оруэлл видел, что кое-кто из зрителей постарше уже кивает.

– …нам нужна Британия, достойная их жертвы, а не Британия простаивающих заводов, закрытых шахт и очередей за пособием.

Теперь Мосли с каждым словом все больше напоминал Адольфа. Оруэлл заметил, как он, не ведя и бровью, перескакивает от фашизма к социализму. Начал плавно и разумно, затем накачал обидой и ненавистью. Старая добрая ненависть – вот за чем пришли его сторонники.

– Те отважные и забытые бойцы последней войны должны встать плечом к плечу с новой молодежью, с новым поколением, что изучило прошлое и говорит теперь: Англия еще жива.

Поднялись новые крики: «Англия! Англия!