Синдром разбитого сердца - Елена Михайловна Минкина-Тайчер

больше о музыке и прекрасных московских театрах. Она привозила кружевные пижамки, духи, нарядные туфельки и платья, потому что женское тело и женская душа одинаково нуждаются в красоте и любви. Они спали вместе с Катенькой в бывшей комнате Игоря и всегда долго шептались перед сном. Чаще всего Геля рассказывала о Париже, сказочном многовековом соборе, уютной квартире с окнами на бульвар Капуцинок, где они живут вдвоем с добрым волшебником Оливье (ха-ха, точно, как салат!). Поблизости от их дома притаился крошечный магазин-бутик – сразу и не заметишь. И в этом магазине продаются лучшие на свете платья! Да-да, бабушка Анжель обязательно познакомит свою девочку с хозяйкой магазина, милой мадам Бернар, и мадам Бернар распахнет все шкафы и подберет для Кати самый прекрасный наряд. А еще внучка обожала рассказы о веселом радостном детстве, балетном училище, музыкальной школе, о прабабушке Ангелине и маме Екатерине, в честь которых они обе названы. Конечно, она не догадывалась, что слушает такие же придуманные истории, как про адажио Альбинони, потому что мисс Красная Звезда назвала дочку в честь ракетной установки, детство без папы не бывает веселым и радостным, а многовековой Парижский собор вскоре загорится и погибнет. И беззаботная мирная жизнь погибнет буквально на следующий год после собора. Может быть, Господь обиделся из-за пожара? Или, наоборот, хотел предупредить, что нельзя играть ни с огнем, ни с вирусом, ни с войной?

Последний раз Ангелина Алексеевна приехала в Москву в феврале двадцатого года. А в марте официально объявили эпидемию и закрыли границы. Оливье метался как безумный, обрывал телефон и скайп, сам рвался прилететь в Россию. Нечего говорить, что все оказалось бесполезным. Последний раз они связались в конце мая, за день до начала Гелиной болезни. Наутро, услышав от нее о высокой температуре, Анастасия закрылась в ванной комнате, скорая и такси не отвечали, все сильнее болела голова, но Ангелина так боялась заразить Катеньку, что, напялив две маски, сама поехала в больницу на трамвае, а потом на метро, и только на входе в рентгеновское отделение окончательно потеряла сознание.

Может быть, за проявленное мужество Господь и послал ей спасителя Ивана Сергеевича, который похлеще легендарного доктора Мечникова проявлял чудеса героизма: с утра до ночи мотался в огромном жутком помещении реанимации, менял растворы, таскал баллоны с кислородом, когда не хватало централизованной подачи, строго следил, чтобы все дышали, пили воду, лежали на животе. Как жаль, что Ангелина Алексеевна не смогла его потом найти и поблагодарить, сколько ни звонила в справочную!

Через месяц она наконец вернулась домой. Вернее, в квартиру на «Семеновской». Вернулась похудевшей на десять килограммов и бледной, как тень, но вполне живой, поэтому целый день не могла понять, почему мисс Красная Звезда так скорбно вздыхает и утирает сухие глаза. Наконец та решилась:

– Ангелина Алексеевна, голубушка, мне бы легче промолчать, но кто же еще вам расскажет? Господин-то ваш, который Оливье… Короче, дочка его звонила из Парижа еще неделю назад, да пока разобрались, пока переводчика нашли…

– Что случилось? Он тоже заболел?! Господи, говорите, говорите скорее!

– Да помер он. От той же «короны» и помер. Все вы нашу медицину горазды ругать, а вон как получилось. В самом Париже – и не спасли.

Официально перелеты во многие страны обещали открыть с марта двадцать второго года. Ангелина ждала и не ждала. Вернее, ее никто нигде не ждал. Мамы уже пять лет как не было в живых. Об Оливье старалась не думать, чтобы не умереть от тоски, – она даже не знала, где именно его похоронили. Катенька за эти два года очень выросла и похорошела, прекрасно училась практически по всем предметам. Теперь Игорь мог бы гордиться сходством с ним внучки. Но, хотя она и продолжала жить в одной комнате с бабушкой, к сожалению, практически не бывала дома: то библиотека, то друзья, еще и в пиццерии устроилась подрабатывать. Наверняка устала от невольно навязанного соседства. Та же Анастасия откровенно тяготилась Гелиным присутствием, намекала на отсутствие прописки и прав на жилье, демонстративно выделила, как бедной родственнице, отдельную полку в холодильнике. Самое печальное, что во Франции у Ангелины тоже не было прав на жилье. Гражданство успела получить, а квартиру так и не оформили. Теперь она автоматически перешла к детям Оливье. Да, оставалась комната на Трубной, но только теоретически. А практически коммуналку давно расселили и помещение заняли под какой-то офис. Пожалуйста, можете судиться, если найдете достаточно денег.

Только не ныть и не жаловаться! Может, попробовать снять на окраине Москвы недорогую комнату, подрабатывать вязанием и шитьем? Нет, на такие гроши неделю не продержаться. И переводами не прокормиться. А если вернуться в Париж и там снять комнату? Одолжить денег у Красной Звезды? Да-а, у этой одолжишь! Тогда устроиться консьержкой? Или лучше поселиться в дешевом отеле и там же подрабатывать на кухне? Хотя бы с голоду не умрешь. Но для начала она должна попасть на могилу Оливье, поклониться, рассказать, как ей одиноко в чужом, жестоком мире. «Дорогой Оливье, не говорю с тоской: их нет, но с благодарностию: были. Какое счастье, что ты был у меня!» Еще можно забрать из прежней квартиры свои вещи – лампу, любимую этажерку, русские книги. Оливье обожал покупать Ангелине подарки – перчатки, тонкие расписные шали, бусы. Никому, кроме нее, они сегодня не нужны. Кстати, для переболевших или привитых граждан Франции въезд в страну не ограничен.

Она купила билет на двадцать четвертое февраля двадцать второго года и новости узнала уже в Париже, в дешевом хостеле на Монмартре, где с утра до утра долдонил телевизор. Обо всем подряд – погоде, городских сплетнях, новом карантинном режиме, бомбежке украинских городов российскими самолетами. Ангелина прослушала новости один раз, потом второй, потом открыла в телефоне на русском языке. Вынужденная мера… денацификация… участвуют только служащие по контракту… победа в ближайшие дни. Голова оставалась до удивления пустой и трезвой, только не покидала мысль, что она больше никогда не увидит Катеньку. И еще – что вполне могла бы назвать сына Алексеем.

Номер телефона Моник у Ангелины не сохранился, зато Катрин ответила мгновенно и радостно. Право слово, если бы сам президент Франции так обрадовался Гелиному звонку, она бы меньше удивилась.

– Анжелин, моя дорогая, вы нашлись! Наконец-то! И я, и Моник буквально потеряли надежду. Безумная эпидемия, а теперь еще война! Вы не поверите, российские чиновники просто отказывались с нами разговаривать. Надеюсь, вы полностью выздоровели? Бедный, бедный папа́! Он так страшно переживал – семьдесят пять лет,