Мой телефон 03 - Мария Ким
Мой телефон 03 читать книгу онлайн
Минуты, проведенные нами в скорой помощи, надолго остаются самым тяжелым воспоминанием в нашей жизни. Мы помним боль, страх и свою растерянность от того, что весь привычный нам мир остался за гулко хлопнувшей дверью машины с красным крестом. Но мы не помним врачей. Книга молодой писательницы Марии Ким детально, ярко и талантливо восполняет этот пробел. Медики смешные, грустные, добрые, злые, уставшие как собаки – все они здесь. И каждый прописан сильной рукой. Sine ira etstudio, если говорить на их языке.
– Говорят, у всех врачей такое вот, – сторож неопределенно обвел рукой окружающую территорию. У них с Варей в кружках был явно не чай, и в кружки доливали не единожды.
– Да, бывает, – пожала плечами Варя, – кладбище. Только у нас оно… на колесиках. Знаете, тут ничего необычного нет, это все тот же скелет в шкафу, только в шкаф не влезает со временем. А бывает очень часто, что и непонятно – твой или не твой, и понять никогда не сможешь, и все равно к себе тащишь, на всякий случай. Это хорошо, это даже полезно, главное, чтобы не перепутались.
Живые и мертвые.
Перевозчики
– Мальчик шести лет поел «Растишки».
– И?
– И не вырос.
Диалоги скорой помощи
«Красивая Женщина Злее Черта». «Черт Злее Красивой Женщины». Черт, женщина соображай быстрее! Мнемоническое правило старой школы – цветовая кодировка расположения электродов на теле пациента справа налево: красный, желтый, зеленый, черный. Я еще раз изучила электроды. Два красных, два желтых, один почему-то синий и какой-то серо-буро-малиновый.
– Чего ты там возишься? – Рафик недовольно оторвал взгляд от карты вызова.
– Из чего собирали этого Франкенштейна?
– Из других кардиографов, а что не так?
– Я не понимаю маркировки.
– Да тут все то же самое почти! – Первый номер за пару секунд распутывает провода и переклеивает контакты. – Этот красный – желтый, этот желтый – зеленый, а этот синий – черный, понятно?
– Нет.
– Отлично, снимай кардиограмму быстрее.
– Я не могу, он умер.
– Кто? – Рафик испуганно смотрит на пациента.
– Кардиограф.
– Господь во Христе, подключись к сети!
Однако аккумулятор, несмотря на попытки реанимации, издох окончательно, и многострадальный аппарат, проживающий уже седьмую жизнь, наконец-то покинул круговорот Сансары.
– Ну и что нам теперь делать? – в голосе фельдшера ни испуга, ни паники, так, легкое любопытство. – Так, ладно, Маш, слушай: венозный доступ, амиодарон в шприце и вводишь по моей команде медленно. Всем заткнуться!
Фельдшер прикладывает мембрану фонендоскопа к груди пациента, я выключаю телевизор, стараюсь дышать пореже и двигаться поменьше, обнаглевший кот британских кровей непозволительно громко обдирает когтями обшивку дивана. Хозяин осуждающе смотрит на него, и кот, презрительно выгнув спину, покидает помещение. Рафик внимательно прислушивается к богатому внутреннему миру больного. Я тоже ощущаю движения сердца, частые удары проводятся из-под кожи на плотно прижатую иглу.
– Вводи. Медленно. Быстрее. Стоп. Еще. Хватит. Частит. Быстрее. Медленно. Стоп! А, нет. Отпустило. Нет. Еще. – Пульс на конце иглы замедляется. – Все, выходи из вены. Глубокий вдох, задержать дыхание, напрягите мышцы пресса. Выдох.
На лице Рафика отсутствует какое-либо выражение, он весь там – в еле слышных шорохах ошалевшего сердца. Господи, да кто сейчас пользуется этими фонендоскопами! В Москве выездные бригады укомплектовали портативными УЗИ-сканерами, за рубежом даже компактные томографы уже есть, а у нас издох столетний кардиограф, и единственное, на что ты можешь положиться, это твои глаза и уши. Впрочем, и они тебя однажды подведут.
– Приступ купирован. Выздоравливайте.
* * *
На городскую станцию Рафик прибыл с периферии. Я смутно представляю, как должны выглядеть места, которые даже по отношению к нашему захолустью называют периферией, но Рафик рассказывает, что там фельдшера работают одиночками и за сто километров возят инфаркты в областной кардиоцентр на экстренную операцию. Они там многое умеют по уверениям Рафика, а здесь фельдшер получает высшее образование на первом курсе медицинского. Высокий, двадцатипятилетний, помесь татарина и башкира: глаза и волосы светлые, рельеф лица тонкий, хищный. У него широкая асимметричная улыбка и лицо, несмотря на хищность, доброе, у выездных таких лиц не бывает. Сегодня мы работаем на желтой спецмашине БИТов – реаниматологов мало, фельдшеров много, а машины стоять не должны.
Мы подбираем отмороженного бомжа с площади Кирова. В руках у обросшего краснолицего деда половина батона, добрые люди угостили бездомного чем бог послал, вызвали скорую и смылись в неизвестном направлении.
– И куда нам его?
– Социальная служба? – неуверенно предлагает водитель.
– Нет у нас таких.
– Вытрезвитель?
– И этого не придумали еще.
– Может, полицию?
– Они не приедут.
– Давай в дежурную терапию, как обычно. Пусть погреется в приемнике.
– Мы туда сколько уже сегодня отвезли, нам же красную карточку выдадут!
– Пусть не выдают, по зиме всегда полный приемник бомжей.
– Доктор, я что-то ног не чувствую!
– Отморозил, дедуль. Сейчас погреешься.
В приемном отделении дежурной терапии инсультнику негде упасть – каталки, кушетки и теплые углы заняты бомжами, алкоголиками и прочим асоциальным сбродом. Медперсонал забаррикадировался в служебном помещении и периодически высылает санитарку разогнать тряпкой почти осязаемое облако вони. Прибывшая с обострением холецистита женщина «из приличных» затравленно оглядывается по сторонам и явно жалеет, что не отказалась от госпитализации.
– Давай, Маш, носилки, он, кажется, идти не может.
– Еще как может! Подъем, уважаемый, лапками перебираем потихоньку. Куда, интересно, тебя положить? – Словно по команде обитающий на кушетке алконавт совершает неудачное телодвижение и тяжелым мешком скатывается на пол. – А вот и место освободилось, присаживайся!
– Кого привезли? – дежурный терапевт в двух масках осторожно выглядывает из-за двери.
– Все те же лица, доктор. Отогреется и уйдет, можете не смотреть.
– Нет уж, я посмотрю, может, он и не живой уже. Ага, вижу. Все в порядке, езжайте. – Врач расписывается в карте вызова. – И чтобы больше вас и ваших бомжей! Нашли, понимаешь, санаторий. – И исчезает за дверью.
– Ну вонища! – водитель открывает нараспашку все двери и на полную мощность врубает вентиляцию. – Помывку бы взять, а?
«2410, нам помыться». «Решение… Вернуться на подстанцию».
* * *
Временами мне кажется, что восстание машин – это вовсе не атомная война. Это разряженный дефибриллятор, черная сумка с трупом кардиографа в салоне и упавший сервер рабочей сети для связи с диспетчером.
– Сегодня зовите меня радистка Кэт, 2410 свободны! – ору в скрипящий помехами передатчик.
«Бригада, примите вызов. Адрес… Номер… принят… передан». «Мы поехали».
Мужчина средних лет, избыточной массы, лысый, покрасневший и потный от одышки, задыхается после запоя, давление 140, сатурация 92.
– Померять глюкозу?
– Расходников нет, одна тест-полоска на сутки. Оставь. Что у нас с кардиограммой? Ого, надо же, работает! Поменяла, что ли?
Молча демонстрирую обмотанный проволокой электрод заземления.
– Молодец, студент, он нам сейчас понадобится. – Фельдшер снимает длинную полоску записи и оставляет
