Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

заходил в часы приема в мой кабинет, чтобы обсудить, не смущаясь присутствия пациента, сложный случай из своей практики. Компанию за обедом в стационаре и за вечерним чаепитием в общежитии мне составляли Оля и Нана, поэтому одиночества я не ощущала. Да и невозможно было чувствовать себя одиноко в таких условиях.

Мне не хватало Нининых эмоций, ее язвительных комментариев и жизнерадостности, но все же не настолько, чтобы я грустила из-за ее отъезда. К Кате, продавщице из продмага, я не обращалась – покупала продукты на общих основаниях. Однажды я зашла в магазин в Катину смену; узнав меня, она кивнула в сторону подсобки, но я покачала головой и встала в очередь.

К счастью, Мартынюк перестал попадаться мне на глаза – насколько позволяли обстоятельства, конечно. Я боялась, что он не оставит попыток завоевать мое расположение, но прошла неделя, другая, и я с облегчением поняла, что моя отповедь в тот вечер, когда я шла с танцев, достигла цели. Денисов тоже меня избегал (из мужской солидарности или из-за понимания, что его шансы тоже равны нулю, а может, из-за того и другого).

Почти каждый день я ходила в приемный покой на аварии и травмы. Мартынюк держался со мной с отстраненной вежливостью, я отвечала ему тем же. Сталкиваясь в вестибюле или на лестнице, мы вели себя словно незнакомцы.

Несмотря на то, что мои дни были почти полностью заняты работой, выпадали свободные часы, которые я старалась использовать с максимальной пользой, понимая, что зима, которая в этих краях наступает рано, существенно ограничит перемещения по поселку и окрестностям.

С каждым днем я все лучше узнавала ареал своего обитания, преодолевая пешком большие расстояния, запоминая расположение улиц и зданий, выбираясь в выходной день в лес или на берег реки, открывая красоты таежной природы с ее сочными, яркими, словно сошедшими с полотен импрессионистов красками: изумрудно-зеленой хвоей, огненно-рыжими сполохами лиственных деревьев, рубиновыми ягодами спелой костяники, пронзительно-голубым небом. Даже воздух, казалось, имел окраску: хрустально-прозрачную, с едва уловимым оттенком аквамарина, как ледяная вода в горном ручье.

Дни стояли на удивление погожие; хотя с середины августа температура заметно снизилась, дождей не было, и я пользовалась этим затишьем перед затяжным ненастьем, ожидавшимся с началом осени. По совету коллег я купила резиновые сапоги и непромокаемый плащ, а маленький складной зонтик убрала в шкаф, чтобы его не сломало первым же порывом сибирского ветра.

На работе я усиленно осваивала непривычный симбиоз должностных функций, состоящий из консультирования стационарных пациентов, амбулаторного приема и выездов на производственные травмы.

Фаина Кузьминична обращалась со мной дружелюбно, с ее фронтовой подругой, сестрой-хозяйкой Глафирой Петровной, я почти не контактировала, вежливо здороваясь при встречах, а она обычно не удостаивала меня даже кивком. После того как у Ани, пациентки педиатрического отделения, подтвердилась доброкачественная опухоль, коллеги-врачи признали меня за равную, не без участия Юлии Марковны, публично поблагодарившей меня на очередной летучке за грамотную постановку диагноза. Ее благодарность не была надуманной или преувеличенной. Без моей консультации Юлия Марковна еще нескоро догадалась бы о причине Аниного недомогания. Окажись опухоль злокачественной, драгоценное время было бы упущено.

Я без ложной скромности считала себя неплохим диагностом, а то, что не всегда находила общий язык с больными, объясняла отсутствием опыта «на приеме».

Пациенты амбулатории были по большей части люди малограмотные, занимающиеся самолечением и попадающие к врачу, только когда «совсем припрет», как выразилась, охая от боли и держась за перевязанную шалью поясницу, школьная вахтерша с острой невралгией. При этом пациенты ждали от врача чуда исцеления на первом же визите, потому что на повторный прием приходить им «недосуг», а когда чуда не случалось, открыто выражали свое недовольство; наиболее склочные не ленились писать жалобы на имя главврача. Коллеги меня успокаивали, говорили, что давно к такому привыкли и чтобы я не принимала это на свой счет, но я не могла спокойно относиться к такому положению вещей.

Необходимо было менять систему, заниматься просветительской работой среди населения, рассказывать о пользе ранней диагностики, о том, что болезнь проще предупредить, чем лечить на запущенной стадии.

Когда я озвучила эту идею в ординаторской во время чаепития по случаю дня рождения одного из врачей, коллеги едва не подняли меня на смех. Уролог Согомонян, пожилой армянин с изысканными манерами и вальяжной речью, сказал, что этот вопрос поднимался на летучках неоднократно и каждый раз Фаина Кузьминична обещала над ним подумать, но дело так и не сдвинулось с мертвой точки, чему причиной – нехватка свободного времени и персонала, да и просто нет желания заниматься этой неблагодарной работой, которая не факт что принесет плоды.

– Но такую работу и не делают ради благодарности, – возразила я. – Мы не только облегчим себе жизнь, сократив количество запущенных случаев, но и населению принесем пользу. Тут важен еще и экономический фактор. Просветработа сэкономит денежные средства леспромхоза, вынужденного оплачивать бюллетени своих работников, попадающих в больницу по причине не выявленных вовремя заболеваний. Надеюсь, вы согласитесь, Армен Оганесович, что пока мы не попробуем, вряд ли узнаем, будет ли работа эффективной. Хотя нужно сделать все от нас зависящее, чтобы эффект был. Конечно, это вопрос не нескольких дней и даже не нескольких месяцев. Но Гиппократ тоже не сразу основал свою медицинскую школу. Как говорится, под лежачий камень вода не течет.

– Вот и займитесь этим, Зоя Евгеньевна! – то ли в шутку, то ли всерьез предложил кто-то.

Послышались сдержанные смешки. Я прикусила язык, запоздало вспомнив, что инициатива наказуема, и хотела малодушно дезертировать из ординаторской, но добросердечная Оля пришла мне на помощь и стала рассказывать забавный случай из недавней практики. Я признательно ей улыбнулась и осталась на месте, делая вид, что пью чай, хотя моя кружка давно опустела.

Посмеявшись над Олиной историей, коллеги стали расходиться. Армен Оганесович покидал ординаторскую последним. Остановившись в дверях, он сказал:

– На правах более опытного и старшего товарища, Зоя Евгеньевна, позвольте дать вам совет. Подобные идеи следует озвучивать только в двух случаях: если вы уверены в успехе реализации и если самолично готовы этим заняться. В противном случае ваши сентенции можно воспринять как желание преподнести себя в более выгодном свете и поскорее утвердиться на новом месте.

Я успела забыть об этом случае, когда спустя несколько дней меня неожиданно вызвала Фаина Кузьминична.

– Присаживайтесь, доктор Завьялова, – предложила она.

Хотя ее тон был доброжелательным, я ощутила беспокойство, как всегда, когда оказывалась в ее кабинете. Главврач, по обыкновению, визировала документы, а я гадала, зачем ей понадобилась. Она