Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

– А на море съездишь? Оно ведь там рядом.

– Не так уж и рядом. И до Черного, и до Азовского больше четырехсот километров.

– Окажись я в тех краях, непременно выбралась бы на Черное море. Люблю купаться.

– Вон речка рядом, купайся хоть каждый день.

– Это не то. Я люблю соленую воду и теплый песок… Ты когда уезжаешь?

– Отпуск у меня с девятого августа, вылетаю из Красноярска накануне поздно вечером.

– А обратно?

– Двадцать восьмого.

– Так тебя три недели не будет?

– Не переживай, Нана с Олей меня заменят в плане дружеского общения, а Игорь…

– Хватит об Игоре! – вскинулась я. – Он мне не нравится, к тому же у него есть девушка.

– А Игнат? Он тоже на тебя запал, и у него девушки нет.

– Отношения не входят в мои планы. Я об этом уже говорила и больше повторять не стану.

– Посмотрим, что ты скажешь после танцев! Парни проходу нам не дадут. Будет из кого выбрать. По субботам в клуб и лесорубы приходят, и сплавщики, и шоферы, и строители…

– Я не пойду на танцы.

– То есть как – не пойдешь?

– Вот так, не пойду, и всё.

– Ты же обещала!

– Ты тоже обещала меня ни за кого не сватать.

– Ладно, давай так: я сдержу свое обещание, а ты – свое. Договорились?

– Да у меня настроения нет, и платья подходящего…

– Настроение я организую. А платье у тебя есть – то, в котором ты на работу ходила оформляться. Поэтому наводим сперва порядок в комнате, а потом – личный марафет.

– Это как?

– Моемся, причесываемся, красимся, одеваемся. К шести тридцати мы должны быть готовы.

– Слушай, мы на поселковые танцы собираемся или на торжественный прием по случаю приезда международной делегации?

– Танцы – единственное значимое событие в нашей глухомани. Давай-ка быстренько отнесем грязную посуду не кухню.

Я прожила в общежитии всего несколько дней, но эта беготня по лестнице на кухню и обратно, очереди в туалет и душевую, постоянный шум в коридоре и идеальная слышимость через стенки успели мне порядком надоесть.

Переехав из коммуналки в отдельную квартиру, я первое время не могла поверить, что она принадлежит только мне и мужу, что я могу делать что хочу, не подстраиваясь под других жильцов; лишь тогда я смогла по-настоящему оценить роскошь уединения, хотя с малых лет всем нам постоянно внушали, что общественное – превыше личного. Коллективизация поощрялась, индивидуализм осуждался. Желание уединиться считалось неприличным. И хотя я не страдала от замкнутости, ходила в походы и умела подстраиваться под людей и обстоятельства, жизнь в коммуне совершенно мне не подходила. А общежитие, по сути, мало чем отличалось от коммуны.

Я собиралась на танцы со смешанными чувствами. С одной стороны, мне хотелось сменить обстановку, с другой – подобные развлечения не стоили того, чтобы тратить на них время. Я гораздо охотнее сходила бы в библиотеку, поискала бы на полках редкие издания или посидела в читальном зале, собирая материалы для диссертации.

Меня не прельщала перспектива повышенного внимания местных лесорубов и строителей. Наоборот, я всячески хотела этого избежать, поэтому платье надела не крепдешиновое, а льняное, краситься не стала (я вообще редко это делаю, хотя являюсь счастливой обладательницей набора французской косметики). Я не видела своего отражения в полный рост, но и без зеркала знала, что выгляжу достаточно скромно, но все же не настолько, чтобы казаться серой мышкой.

Однако у Нины на этот счет оказалось другое мнение.

– Ты что, в библиотеку собралась? – спросила она, словно угадав мои предпочтения.

На ней было лиловое платье, не уступающее по яркости теням и помаде. Локоны, завитые на самодельные папильотки из марли и бумаги, ниспадали на плечи. В туфлях на платформе Нина казалась выше и стройнее. Выглядела она, конечно, роскошно. На ее фоне я наверняка смотрелась той самой серой мышкой. Я попыталась обратить ситуацию в шутку:

– Из двух подруг одна должна затмевать другую. Благодаря мне ты будешь в выигрышном положении.

– Благодаря тебе мужики к нам близко не подойдут! – парировала Нина. – Ну хоть накраситься ты могла? Если у тебя нет туши или помады, могу одолжить.

– Всё у меня есть. Я просто не хочу. Считаю это напрасной тратой времени.

– Ну понятно. Местные ухажеры для тебя слишком плохи, после ленинградских-то кавалеров. Ладно, пойдем.

Когда мы вышли из общежития, нас нагнали Мартынюк и Денисов – принаряженные, благоухающие одеколоном – и пошли рядом, вроде бы не с нами, но в то же время не отдельно от нас. Прохожие провожали нас взглядами, прежде всего, конечно, Нину. Та делала вид, будто не замечает ни этих взглядов, ни наших сопровождающих, а я кипела от злости, поражаясь назойливости и бесцеремонности травматологов. Несколько раз я порывалась обернуться и попросить их оставить нас в покое, но чувство собственного достоинства перевесило. К тому же они все равно бы не послушались.

У Дома культуры было многолюдно. Нарядные девушки и парни болтали, смеялись, прогуливались парами, нетерпеливо поглядывая на закрытые двери.

– А почему не пускают? – спросила я.

Нина взглянула на свои маленькие позолоченные часики.

– Еще десять минут. Слава, наверное, подключает аппаратуру.

– Какой Слава?

– Диск-жокей. Он приезжает из Богучан каждую субботу и технику привозит: катушечные магнитофоны, ленты с записями, колонки, зеркальный шар…

– Зеркальный шар?

Я не сомневалась, что Нина меня разыгрывает.

– А ты думала, мы тут под гармошку пляшем? Если твоя любимая песня – «В Сибири далекой», не надейся, ее не будет. А будут Антонов, Леонтьев и Пугачева. Когда Дед уйдет, Слава зарубежные хиты поставит, Битлов или Аббу.

– Какой дед?

– Дедов, секретарь райкома, который тебя на комсомольский учет ставил.

– А зачем он ходит на танцы?

– Следит, чтобы комсомольцы вели себя достойно, не распивали спиртные напитки и не вступали в сомнительные связи… Открыли! Пошли скорей.

Нина схватила меня за руку и потащила к распахнувшимся дверям.

Я была настолько уверена, что танцы в местном Доме культуры проходят по старинке, что теперь, после Нининых слов, испытывала чуть ли не разочарование. По старинке – это не под гармошку, конечно, но под проигрыватель со старыми пластинками, как в фильме «Девчата», который я очень люблю и благодаря которому еще до отъезда из Ленинграда составила некоторое представление о жизни в таежном поселке.

Диск-жокей, ну надо же. И неужели Нина в самом деле упомянула квартет ABBA, чью пластинку Voulez-Vous, которую в прошлом году привез Матвею из Парижа его друг, я заслушала чуть ли не до дыр?..