Поцелуй змеи - Сюэдун Чжан

и без того уже беззвучно истекало кровью. Он не смог выдавить и слова в ответ. Ему ужасно хотелось, чтобы ничего из того, что он уже натворил, не случилось, чтобы он не привозил сюда эту девушку и вообще чтобы на этом свете не существовало никакого Чжу Аньшэня. Пусть бы все это оказалось сном, включая только что произнесенные матерью слова. У него не хватило мужества и дальше слушать ее болтовню, поэтому он резко развернулся и, не оглядываясь, вышел со двора.

Солнце жарило так нещадно, что вся деревня словно уснула, даже птицы перестали щебетать. Несмотря на то что сейчас были праздники, мало кто из подрабатывающих на чужбине вернулся в деревню, поэтому дворы выглядели пусто. В воздухе витала тоска, повсюду, кружа голову, разносился томный осенний аромат созревших фруктов, овощей, зерна, а также день ото дня увядающих цветов, травы и листвы.

Чжу Аньшэнь брел без всякой цели. За десять с лишним лет грунтовая дорога, похоже, вовсе не изменилась. Помнится, в годы учебы он больше всего боялся дождей, в такие дни дорогу развозило так сильно, что поскользнуться на ней было легче легкого. Когда он, вымокший до нитки и перепачканный, словно поросенок, кое-как добирался до школы, с его штанин ручьями стекала вода, а башмаки чавкали грязью. В такие моменты он ненавидел дождь больше всего на свете. Теперь же, став горожанином, он ходил только по асфальту или бетону, так что в дождливые дни его ботинки больше не пачкались. Чжу Аньшэнь привык к городской жизни, и его все меньше тянуло домой, где приходилось сталкиваться с массой неудобств: за неимением нормального туалета с нормальным унитазом ему приходилось долго зависать над очком в нужнике, что было сплошным мучением. Иногда ему казалось, что он совсем пропащий человек и что вся его жизнь пошла под откос. В городе он ютился в убогой комнатенке, собственной семьей так и не обзавелся. Он ощущал себя пустой бутылкой, дрейфующей по поверхности городской реки, которая хлебнет однажды мутной водицы и опустится на самое дно.

Как-то на выходных он в одиночку отправился прогуляться в центр, где располагались роскошные торгово-развлекательные комплексы. Такое оживленное место совершенно не подходило для прогулок одинокого парня – толпа вокруг сплошь и рядом состояла из воркующих парочек, которые прилюдно лобызались и обменивались слащавыми фразочками. Чжу Аньшэнь купил билет в кино, затарился бесплатным попкорном и пошел смотреть новейший американский блокбастер «Кинг-Конг». Он расчувствовался до слез, когда огромная черная горилла, защищая голубоглазую блондинку, пожертвовала ради нее своей жизнью. Чжу Аньшэнь крайне редко проявлял такого рода сантименты. Возможно, многолетние презрение и издевательства укрепили его выдержку и ожесточили сердце. Его было очень нелегко чем-либо растрогать, а уж мелодрамой – в особенности. Но в тот день он действительно был потрясен – даже выйдя из зала, он все еще испытывал волнение. Эта история красавицы и гориллы напомнила ему собственные неудачные любовные истории, если их вообще можно таковыми назвать. Когда он в одиночестве зашагал по проспекту, как раз начался дождь. Словно автоматная очередь, капли застрекотали по стеклянным фасадам многоэтажек и по ласкающим взгляд витринам: тра-та-та-та-та. Прохожие бежали в укрытие, громко бибикали такси, зазывая клиентов, и только Чжу Аньшэнь, не обращая внимания на проливной дождь, словно живой труп, брел себе вдоль трассы, едва различимой под завесой дождя. В тот момент ему казалось, что дождь – это лучшее, что может быть на свете. Он подставил лицо под шквальный ливень и снова увидел перед собой безобразную хищную морду гориллы и прелестную девушку. Он представил себя этой обезьяной, которая из джунглей попала в город и вдруг оказалась под ливнем из пуль…

…Солнце склонилось к западу, однако жара все не спадала: за околицей факелом колебалось красное марево. Еще дальше простиралось огромное кукурузное поле, широкие листья кукурузы уже приобрели бурый оттенок и бессильно поникли. Внимание Чжу Аньшэня привлекло что-то сверкнувшее рядом с водоотводным каналом, и он перевел взгляд туда. То была инвалидная коляска отца, стоявшая в полном одиночестве, словно случайно кем-то забытая. Ее металлические детали нестерпимо сверкали на солнце. Со своего места Чжу Аньшэнь не мог разглядеть, находился ли кто-то рядом с коляской, поэтому он поспешил в ту сторону. Он недоумевал – куда могла деться эта женщина? И как она посмела оставить старика без присмотра прямо у края канала? Чжу Аньшэнь несколькими прыжками подскочил к коляске.

Увиденное превзошло все его ожидания. Ма На сидела на земле, низко склонив голову и прильнув к коляске так близко, что голова ее оказалась у самых ног старика, закрывая их черным атласом шелковистых длинных волос. Отец безмятежно спал, солнце так разрумянило его лицо, что, казалось, разбросанные по нему старческие пигментные пятна вот-вот сгорят; прикрытые козырьком кепки лоб и нос покрылись испариной.

Чжу Аньшэнь почувствовал, как защипало глаза, и поспешно отвернулся.

Желто-коричневая вода, бурля, утекала прочь, уводя за собой взгляд этого одинокого мужчины – далеко-далеко.

7

Отец Чжу Аньшэня обделался прямо в штаны. Пока родственники с трудом перетаскивали его на кровать, из него свистало без остановки. Тетушка Чжу, вздыхая, снова и снова повторяла:

– Ох, это моя вина, не надо было давать ему мясного – как поест такой пищи, так сразу понос.

Ма На вторила ей:

– Это все из-за меня, не надо было мне так долго гулять с дядюшкой.

В ответ на это тетушка Чжу схватила ее за руку и затараторила:

– Умоляю, не говори так, как можно тебя в чем-то обвинять? Ты – сама доброта!

Чжу Аньшэнь сделал Ма На знак глазами, они оба тихонько вышли из комнаты и отправились во флигель. Плотно закрыв за собой дверь, Чжу Аньшэнь вытащил черный бумажник. В то же время Ма На вынула из-под подушки целый ворох стоюаневых банкнот.

– Это со званого обеда, здесь все, что подарили, пересчитай.

С этими словами она протянула деньги Чжу Аньшэню. Чжу Аньшэнь не ожидал такого поворота событий. Застигнутый врасплох, он, вместо того чтобы взять деньги, произнес:

– Это предназначалось тебе.

Ма На покачала головой:

– Не надо все валить в одну кучу, эти деньги дарили твоей будущей жене, а я не удостоена такого счастья…

Не договорив, она суетливо положила деньги на столик.

Чжу Аньшэнь, опустив голову, вынул из бумажника пятьсот юаней, потом, чуть помедлив, добавил еще двести и передал все это Ма На.

– Итак, теперь мы можем расстаться?

На этот раз Ма На с легкостью приняла деньги.

– Не буду скрывать,