#Мы никогда не знаем… - Ирина Борисовна Оганова

Потом она всё время будет вспоминать и искать объяснение тому, что произошло. Всё длилось какие-то секунды, и в то же время имело свою продолжительность. Время без времени, одно наслаивалось на другое.

Она внезапно проснулась оттого, что кто-то или что-то едва перебирает ей волосы. Было похоже на дуновение ветра и в то же время на касание чего-то материального, существующего. Поток необъяснимой нежности прокатился тихой волной по всему телу, от головы до самых кончиков пальцев. Рядом с ней что-то сидело. Это что-то было похоже на силуэт в скорбящей позе, во всяком случае, ей показалось, что именно в такой. Она едва различала очертания. Фигура была темнее, чем кромешная темнота в комнате, и повёрнута лицом, если оно только было, к Стелле. Все происходило одновременно, скоротечно, и Соня удивительным образом словно получала установку ничего не бояться. Она была уверена, это странное видение не желает ей зла, и ничего с ней дурного не произойдёт.

Всё исчезло внезапно, как и появилось.

«Что это было? Кто? Аня? – она была не уверена. – Но это было! Это не могло показаться. Вдруг Стелла, как и она, ощущала загадочное присутствие?»

– Стел, ты спишь? – громко спросила Соня.

– Не знаю, Сонечка, – мгновенно ответила Стелла. – То ли сплю, то ли нет! Не понимаю…

Значит, Стелла ничего не видела! Скорее всего, это нечто особенное пришло именно к Стелле, поэтому и повёрнуто было именно к ней. А та волна нежности? Может, это Анина душа передавала остатки своего земного тепла в последний раз, прежде чем навсегда уйти в другой мир?

Соне было совсем нестрашно. Она лишь удивлялась увиденному и не могла найти ответа. Тихо встала, пошла на кухню, выпила полпакета брусничного терпкого сока и заснула как ни в чём не бывало.

Невероятная история врежется намертво в её память, и она будет помнить и пересказывать её вся и всем, кроме Стеллы, так до конца и не осознав, что же это было на самом деле.

С утра зарядил нудный дождь, то усиливаясь, то сходя на нет. Стелла, прощаясь, сунула Соне зонтик, явно любимый и не одноразовый, как продают уличные торговцы в непогоду по пять долларов на каждом углу Нью-Йорка.

– Ты уж не оставляй нас! Заезжай, будешь в Америке. Живи у нас! Что вы с Леночкой такие деньги на отели тратите…

Соня почувствовала, как ком подступает к горлу.

Неужели всё-таки зареву?

Едва сдержалась, дышать стало трудно.

Уже в дверях залезла в сумочку и положила на тумбочку конверт.

– Это вам. И не говори ничего! Мы с Леной никогда вас не оставим. А надумаете, сможете и в Россию вернуться.

– Что ты, Сонь! Мы и забыли, как там жить. Не вынести ещё один переезд. Нам и так хватило по самое не могу! И Аннушку никогда не оставим одну, пусть хоть атомную бомбу на нас сбросят. Где она, там и мы. И нет у нас другой судьбы. Ничего у нас больше нет!

На кладбище не поехали, Стелла настояла: только-только земле предали, не надо тревожить душу, предписание такое у евреев, через год можно и почаще ходить, и просить о здоровье, и заступничества искать.

Соня быстро добралась до Манхэттена. Чем дальше от Бруклина, тем легче становилось дышать. Казалось, ничего не произошло, и она только покинула странное место, где каждый ненастоящий и давали тягостную драму, которая едва тянула на реальность.

Манхэттен успокаивал.

В отеле «Плаза» толкались люди, и ей повезло найти свободный столик в баре у окна. Хотелось выпить. Мимо скользили красивые люди. Особенно выделялись японцы, красивых и богатых туристов-китайцев в то время в Америке ещё не наблюдалось.

Соня любила поглазеть по сторонам. Всегда что-нибудь новое приметишь, особенно в манере одеваться – порой до простого просто, а сам никогда не допрёшь. Америка всегда преображала Соню до неузнаваемости.

Лена задерживается, Аня не придёт. Тихо как-то без неё и непривычно! Совсем другой Нью-Йорк.

Она поняла, что всегда видела этот невероятный город глазами Анюты, которая обожала его и связывала с ним столько надежд и свершений. Он не стал для неё счастливым, вернее, стал, но слишком рано позволил уйти.

Дождь не прекращался. Стелла была права, американские метеослужбы не ошибаются.

Вдалеке показалась Лена. Никто и никогда не признал бы в ней девочку из бывшего СССР. Уверенная походка, манера держаться – все было не русское, вернее, не совковое.

Наших видно за версту. Ни один костюм а-ля Шанель, ни килограммы «Картье» не могли скрыть родного соотечественника с его настороженно изучающим взглядом оттенка лёгкой неуверенности, который все пытались прятать, особенно те, кто стал обладать возможностями, а уверенности пока не приобрёл. Уверенность появится, но позже, граничащая с высокомерием, либо, наоборот, с излишней любезностью. Ну и манера одеваться. Свой безошибочно узнавал своего! Влияние византийской роскоши засело глубоко, прочно и, казалось, навсегда.

Лена же была из тех, к кому ещё во времена застоя фарца приставала исключительно на иностранном, перебирая языки, пытаясь понять, откуда её занесло. Соня всегда приглядывалась к ней, пытаясь понять, в чём фишка.

Может, с этим надо родиться? Вот и у Ани появился некий налёт, сразу скажешь – в Штатах живёт, но русская, чуяли за версту – из своих будет.

Себя оценивать сложно, но Соне очень хотелось походить на Лену, и она невольно старалась ей подражать. Конечно, у Ленки всегда возможностей больше было, и ей не приходилось из дерьма конфету лепить. Правда, это было в трудные времена, сейчас Сонечке любой бутик под силу. В Chanel, конечно, ещё малость робеет, но твёрдым голосом просит, чтобы всё несли, всё интересно!

Порой такое купит, что и не наденет ни разу, трудно было устоять под натиском умелых продавцов, которые могли уговорить и привести тысячу доводов, почему брать надо. Лоховкой выглядеть не хотелось, хапала, потом не могла в голову взять, чего повелась на их уговоры. Может, и не от дурного советовали, а по убеждению, но Соня себя лучше знала, а заносит всех, тем более когда деньги появляются, ещё и не свои кровные, а мужика щедрого. Не тупиковать же? Хотя… Такая мысль часто в голову лезла; бизнес ларьковый совсем в упадок пришёл, да и неинтересно стало, когда и так неплохо живётся.

Иногда страшно становилось – от лёгкой жизни всё! Вдруг что случится?! Как жить? Привыкла, что всё за неё Серёга решает. От таких мыслей дурно становилось, и Соня гнала их, а они с ней в прятки играли,