Плавающая черта. Повести - Алексей Константинович Смирнов

поджидал коммунальный скандал: соседка обвинила Ангелину в похищении каких-то вещей - медалей, наградных и просто памятных знаков, статуэток; делая это - обвиняя - соседка, с типичным соседским узлом полотенца на макушке, смотрелась в зеркало, и видела там себя, только во рту у нее будто бы выросло что-то такое постороннее, вроде гриба или грозящего пальца, а отражение уже между делом колотило в чужие двери, звало понятых, заходилось в крике:

- Ищите! Ищите!... Может быть, это ваше?

- Да нет, это я сама тебе отдавала, - уже неуверенно возражала соседка, женщина разведенная и треснувшая по многим швам.

- Или это...

- И это сама дарила...

- Так что же вы ждете? Вы ведьминских знаков ждете? Вы кикимору желаете узреть?

"Желаем", - дышало собравшееся общество; желавшие ведьминских знаков точно так же, как частых и далеких катастроф, аварий, знамений, тиранов, истечения елея...

Ангелина, сновавшая меж ними, менялась ежесекундно, одновременно успевая остаться собой: казалось, что разом пораскрывались двери десятка зеркальных шкафов.

- Вам будут знаки! - кричала она. - Вы поищите, поройтесь! Вы обязательно найдете, что ищете - жаб, ужей, летучую нечисть, рукокрылых собак. Котлы для варки зелья... Приворотные амулеты...

Ангелина сорвала с себя одежду.

- Голубушка! Прости меня, дуру, я запамятовала, я сама же и отдала...

- Нет, ищите родимые пятна, - Ангелина облизывалась ногой. - Они бывают здесь, - Ангелина развела волосы на темени, - они бывают здесь, - она встала раком и развела ягодицы, - здесь, - она провела ладонями по внутренним поверхностям темноватых бедер.

Двери стали с треском захлопываться.

Ангелина почувствовала, как по ноге ее струится светлая кровь: укус украденного перстня.

Она легла на пол и стиснула жидкие, низкие груди. Из них брызнуло серое молоко.

Глава 4

Лежа в лужице, где смешивались то самое молоко, кровь, пот, свет дальних окон и осовелой луны с катарактами кратеров, Ангелина подумала, что быть двойником и селиться в ужиных расселинах судеб - не самое печальное состояние инакобытия.

Другие ведь живут тем, чем понарошку существует она, по-настоящему. В масшабах, если задуматься, планеты и государства.

"Все эти сторожкие разговоры о ваших и моих желаниях - пустопорожние. Ваши желания - мои желания. Мои желания - чтобы желали вы. Желали жрать и взрывать, желали править и подчиняться. Это я делаю? Этим я занимаюсь? Нет, этим вы занимаетесь. Вы сами отдаете все в руки тем, кто может сделать за вас то, чего вы желаете. Сама наша власть - откуда она появилась такая, болотная чудь, опутала всех, держит, угадывает желания, потягивает кровь? Но только - людей, по собственному почину подставляющих свои шеи для укуса. Сережа Есенин про Анну Снегину: "Кто Ленин? - Он - вы!"

Ножка во рту встрепенулась, по эрогенной пяточной зоне пробежали волной микроскопические мурашки.

"Может же повезти обернуться универсальным двойником-соглядатаем. Жить жизнью целой страны, не имея собственной жизни. И это особенно остро, когда тебя возносит на самый верх, и ты угадываешь живые желания подданных. Человек чувствует, что его мысли выражаются повсеместно, и все вообще сделались его двойниками".

"Ведь все мои предложения всегда находят живейший отклик в жертвах. Они бы и сами так сделали, но их никто не надоумил. Да, я питаюсь их любовью, но к той себе, которую люди имеют к себе самим через меня. Мое зеркало реализует таланты и подспудные желания, я подсаживаюсь к людям в кафе, прихожу к ним в гости. Мне же надо жить! Люди доверяют мне, как себе, дают ключи. У всех у нас где-то есть двойник. И если нам плохо, ему хорошо. Идет перераспределение - делись, брат. Сестра, прошу прощения.".

Ангелина поднялась с пола; взяла, как выяснилось, подаренное полотенце, вытерла молочную лунную кровь, обернулась, захватив его верхним краем груди. Порылась в сброшенной одежде, вытряхнула добытые деньги и документы; с ними - визитную карточку доктора Мзилова. Очень хорошо. Не поздно ли? Половина двенадцатого, почти полночь. Не поздно.

- Алло? - спросил не особенно довольный, но достаточно заинтересованный доктор Мзилов - лысый, внимательный человек, способный впечатлиться достижениями хирургической стоматологии. У доктора Мзилова - Королева-Жена. В годах, но Ангелина понимала толк в королевах. Ножка во рту задрожала от предвкушения, и Ангелина любовно примяла ее кончиком языка.

"Прогуляйся по сосочкам, - попросила ее Ангелина мысленно. - Вот здесь бывает горько, а здесь - сладко. Тебе, наверное, они что камушки, о которые можно пораниться. И твоя пяточка затвердеет, покроется мозолями - я ведь часто ем грубую пищу. Возможно, через свою прозрачную кожищу ты впитываешь всяческую отраву - спиртное, от которого заплетаешься; никотин, кислоту, кофе, кокаин - да мало ли чем тебя угораздит полакомиться и отравиться. Может быть, ты боишься, что я вздумаю колоть тобою орехи - не беспокойся, я не сошла с ума. И не такой уж дурацкой идеей был мой хрустальный башмачок. А не то у тебя вздуются варикозные узлы, похожие на морошку-бруснику; маленький тромб оторвется и закупорит мне, скажем, артерию сетчатки. Тогда я ослепну и не увижу мою Королеву с болотной фамилией, да и смышленого короля, который с годами пресытился и разочаровался в драгоценностях..."

- Но говорите же, - призвал доктор Мзилов.

- Это Ангелина, доктор, - хриплой скороговоркой произнесла Ангелина, показывая, что просит прощения за поздний звонок. - Простите, актеры и режиссеры не ведают часов.

- Не наблюдают, - расположенно подхватил доктор Мзилов.

Мзилов отвлекся, его окликнули из комнаты. "Ангелина", - не соврал доктор, и разговор продолжился.

- Мне нужно попасть к вам на прием, - потребовала Ангелина. - Все дело, видите ли...

- В вашем необычном выросте...

- Это нога, уважаемый доктор. У нее между пальцами застревают икринки. Вы ведь сталкивались с такими делами: кусочки пищи застревают в зубах? Лохмотья?

- Конечно...

- Вот и здесь, но только - икринки. Пять пальчиков - четыре икринки. Черные. Но если постараться, если поупражняться, то и красные. Солененькие, - засмеялась Ангелина.

На другом конце провода молчали.

- Кроме шуток, - Ангелина заговорила серьезно. - Вы доктор, правильно?

- Я стоматолог, - мягко уточнил Мзилов.

- Это неважно. Мне очень трудно, и мне нужна помощь.

- У вас между пальцами застревают икринки.

- Не смешите меня. Мне больно смеяться. Я не такой веселый человек, каким кажусь.

- Хорошо, - доктор Мзилов не собирался перечить. - Вас устроит завтра в пять тридцать?

- А