Карнавал судьбы - Кристиан Гарсен

Улегся спать я рано, но сначала на всякий случай включил телевизор, спрашивая себя, какое совпадение попадется на глаза в этот раз: может быть, художественный фильм о привидениях, научно-популярный о норах, рассказы очевидцев о переселении душ или репортаж из Сибири. «А еще могли показать исследование о пожаре в Бургтеатре в 1881 году», — скажет Марьяна спустя пару дней, успевшая к тому времени уже прочитать мою статью. Однако нет, — отвечу я, — ничего такого: показывали не стоившую внимания трансляцию какой-то телеигры, по другому каналу — такой же пустой телефильм, дальше крутили круглосуточные новости, в тот момент меня не интересовавшие — но должен признать, меня тогда вообще едва ли что-нибудь могло заинтересовать, — еще дальше шли соревнования по гольфу, потом телемагазин, бейсбол, фильм для детей, американский футбол, еще один детский фильм, какое-то ток-шоу, ситком с подложенной фонограммой хохочущих зрителей, евангелистский проповедник на краю экстаза, рэп, еще один фильм для детей, снова записи смеха, баллада в стиле кантри, и на этом я выдохся, еще не успев исчерпать список доступных каналов. Магия совпадений, похоже, немного иссякла. Тем не менее я с ней еще не разобрался, предстояло хотя бы нанести визит малышу Чену. До ума, так сказать, я пока что успел довести только то, ради чего прибыл сюда официально, — провел, без особой пользы, три встречи и настрочил тоже не слишком интересную небольшую статью, которую вполне мог бы написать и дома. Ну а тогда, — скажу я Марьяне пару дней спустя, — лучше всего было предаться мыслям о возвращении, немного почитать, да и заснуть.

От этой ночи в памяти сохранился всего один краткий сон, приведший меня в восторг. Я был каким-то грызуном и квартировал внутри грудной клетки скелета, лежавшего где-то в каменистой пустыне[82]. Однажды кто-то пришел и взвалил скелет себе на спину, чтобы унести его прочь. Я последовал за ним, опасаясь, что от неизбежных толчков при ходьбе человека по неровной земле скелет может рассыпаться. Плечевые и бедренные кости раскачивались, клацая при каждом шаге, но не отваливались. Небо было желтым, камни на земле белыми. Путешествие было долгим. Наконец, человек зашел в какую-то пещеру, уложил скелет на полу и сам растянулся рядом. Через какое-то время я снова забрался в грудную клетку, которая всегда служила мне домом. Было слышно, как где-то с потолка пещеры капает вода. Свет у входа казался ослепительно ярким. На душе у меня стало легко и чисто. Конец сна.

Глава 21

Перекресток; силуэт; пять лучей звезды

Незадолго до двух часов пополудни я поджидал Евгения Смоленко, стоя на самом центре перекрестка, в шуме клаксонов под свинцовым небом.

«А как же музей Метрополитен?» — спросит на следующий день Марьяна.

«Ты правильно мыслишь, про музей я не забыл, — отвечу я, — сходил туда утром и чуть сдержался, чтобы не возложить руки на бедра статуи Майоля, похожей на тебя, когда распахиваешь передо мной одежду. Отправил тебе даже оттуда открытку».

Однако позднее, когда я высматривал среди прохожих Евгения Смоленко, заметил силуэт сухопарой блондинки, вышедшей из дома 137 по Бэнк-стрит, где живет семья Ченов, я стоял в нескольких десятках метров оттуда, прислонившись к столбу, под зарослями горизонтальных дорожных указателей, среди вязкого запаха подгоревшего жира: через дорогу за спиной у меня уличный торговец жарил шашлыки. Я смотрел ей вслед, спрашивая себя, не нагнать ли ее, чтобы проверить, не Беатрикс ли это Медоу-Джонс, как мне показалось. Но времени, чтобы решить, уже не было: прибыл Евгений Смоленко, украшенный забавной шляпой, похожей на канотье Мориса Шевалье[83]. На моем лице явно читалось удивление, потому что одновременно с пожатием руки он, показывая пальцем второй руки на свой головной убор, сказал:

— Солнце. Не выношу солнечного света.

Краем глаза я увидел, как Беатрикс Медоу-Джонс или кто-то похожий на нее, или ее призрак свернул за угол и исчез навсегда.

— Этим утром я посетил «Граунд зиро», — сказал Евгений Смоленко, подходя со мной к подъезду дома, — это ужасно. Туристическая индустрия, имею в виду. Само место тоже, конечно, — добавил он, словно опасаясь, что покажется мне не достаточно потрясенным, — все это чудовищно, однако благоустройство территории оставляет особенно тяжелое впечатление. — А погода сегодня хорошая, не так ли, как вообще поживаете? — сразу же продолжил он, как если бы все эти фразы были взаимосвязаны, — я очень рад, что вы пришли.

Судя по всему, для него было обычным думать о нескольких вещах сразу. Я решил изъясняться в таком же стиле.

— Очень хорошая, да. Вроде бы налаживаются. Вы не знаете, есть ли у Ченов бэби-ситтер?

Его лицо под канотье приняло удивленный вид:

— Бэби-ситтер? Наверное, нет, но я лишь кратко переговорил с Фредериком Ченом. Этот вопрос не из тех, что меня занимали, вы же понимаете.

Я понимающе кивнул. Он снова улыбнулся. Я решил называть его про себя Смайлин-Смоленко[84].

— Но зачем же вам знать, служит ли у них кто-нибудь бэби-ситтером?

— Да так, ни за чем, — сказал я осторожно. — Просто подумалось. Не важно.

— Вы ведь на ребенка хотели взглянуть, не так ли? А родители о том и не знают?

— Долго объяснять, вы уж поверьте, — ответил я с легкой гримасой. — Я дал слово, если хотите. Тайное обещание.

— Очень хорошо, я не настаиваю. У каждого есть право на свои секреты, — сказал Смайлин-Смоленко, посторонившись, чтобы пропустить меня в дверь многоквартирного дома. Похожий на раскормленного Цербера[85] консьерж с обрюзгшими щеками, в бейсболке цвета морской волны и с бриллиантом в серьге спросил у нас, без тени любезности, зачем мы явились, позвонил по внутренней линии Ченам, чтобы объявить о нашем приходе, и, продолжая ворчать, позволил загрузиться в лифт. «Знай свой шесток, и овцы будут целы[86]», — говаривала моя бабушка. Этот тип свое место в жизни, похоже, нашел.

Фредерик и Мишель Чен были, напротив, очаровательными людьми: Евгения Смоленко и его друга-француза они встретили, как если бы знали их долгое время. Квартира у них имела необычную планировку: ее центром была круглая гостиная, где мы и расположились, за пятью дверьми вокруг, несомненно, находилось столько же комнат или, скорее, кулуаров, подобных пяти лучам звезды, или же коридоров лабиринта, ведущих в его центральную камеру. На улицу выходило всего лишь одно окно небольших размеров, через него в круглую гостиную проникало не так уж много света.

В то время как Мишель Чен