Разговоры в рабочее время - Нелли Воскобойник

– Да так, обстоятельства, – неопределенно ответила Люба.

Утром понедельника тот же уазик отвез ее в больницу. Люба включила симулятор – он исправно работал. Вокруг собралось множество любопытных: врачи, медсестры, физики и пожилая сотрудница, на которую возложили обязанность в свободное от основной работы время делать симуляции. Все охотно и с неподдельным интересом выслушали короткий рассказ о том, как планируют облучение, пользуясь дивным новым аппаратом. И как потом полученные фотопленки используют для отливки блоков, защищающих органы, которые не следует облучать. Тут кто-то из слушателей сообщил, что фотопленки, кассет для нее и проявительной машины в больнице нет. Есть новый мощный печатающий аппарат, но бумаги и краски не предусмотрено.

Подумав, Люба предложила делать только половину симуляции – определять оптимальные углы наклона и размечать границы на коже пациента. Кто-то из молодых слушателей охотно улегся на стол, изображая пациента, но тут прибежал, задыхаясь, секретарь и сказал, что сам директор больницы Рашид-ата желает поговорить с приехавшей из Европы.

Любу повлекли чуть ли не бегом в другой корпус и ввели с трепетом в роскошный кабинет. Такой кабинет мог бы быть у президента Израиля, если бы он сошел с ума от мании величия. За столом сидел бай в прекрасном сером костюме и при дорогом шелковом галстуке. Он не встал, но милостиво протянул приезжей два пальца. Беседовать с техником, даже приехавшим специально для этого из другой страны, было ниже его достоинства. Он сказал звучным баритоном несколько подобающих фраз, выслушал ответ и мановением руки отпустил посетительницу.

Люба вернулась в подвал, где размещалась радиотерапия. Спускалась туда пешком, потому что лифты не были предусмотрены при строительстве. И то верно: если уж больной так плох, что не может сам спуститься по лестнице на три этажа, стоит ли его лечить? Хотя некоторые преданные родственники несли по лестницам своих мам и пап на плечах, а иных, совсем слабых, на носилках. Каждому добравшемуся безотказно облучали больной орган.

Люба попыталась показать, как у нас лечат опухоли в груди. Но после слов «длину этого отрезка нужно умножить на синус того угла» в комнате остались только два физика. У остальных оказались неотложные дела.

Назавтра Люба собрала всех и произнесла страстную речь. «Я уеду послезавтра, – говорила она, сдерживая негодование, – а у мамы кого-нибудь из вас обнаружат рак груди. И вы вспомните, что могли бы ее вылечить, но поленились умножить длину отрезка на синус угла. И мама умрет, а вы останетесь и будете помнить об этом всю жизнь!»

Потом Люба вернулась домой и написала отчет в МАГАТЭ, в котором с большой сдержанностью отозвалась об оптимальности использования казахской стороной сложного, дорогого, современного дареного оборудования.

А самую простенькую методику облучения груди они все-таки освоили.

Обыкновенное больничное

Способностями к рукоделию, кулинарии и прочим подобным занятиям меня Господь не наделил. Не шью, не вяжу, не вышиваю. Или там спроворить торт с лебединым озером и замком Лорелей – это не про меня. Хотя одна подруга молодости, которая делала поразительные ландшафтные торты и учила меня, как на яйце вылеплять из сахарного теста лебединую спинку и как делать шейку, и красный клюв, и маленькие круглые глупые глазки. Торты ее были невероятно вкусны, однако так красивы, что есть их было мучительно – грубо уничтожить еще один кусочек дивной картинки… Но это так, отступление.

Мне не удается множество вещей, доступных другим. Не умею сшить оригинальные шторы. Всю жизнь бесплодно учу английский. Ни фасон платья измыслить, ни интерьер комнаты облагородить…

Но одна способность у меня есть, все-таки и моя фея не дремала. Я могу по доступной половинке телефонного разговора восстановить неслышную мне вторую часть. Понять (или хотя бы правдоподобно вообразить) драму, которая разыгрывается между двумя разговаривающими людьми.

И вот сижу я погруженная в работу. Думаю. Стараюсь сосредоточиться и отключиться от болтовни вокруг меня. Но уши – не глаза. Их прикрыть нечем. Поэтому слышу напряженный телефонный разговор.

По эту сторону – мой молодой друг, человек легкий, мягкий, дружелюбный и обаятельный, доктор от Бога Илья С., а по ту сторону – человек, отвечающий за онкологическое отделение. Его забота – палаты, медсестры, лекарства, пациенты, и те, которые выпишутся с явным улучшением, и те, которые уйдут из больницы в последний путь в сопровождении «хевра кадиша». Незавидная должность. Никто и не завидует. Назначают всех старших врачей по очереди.

Илья говорит мягко, как обычно, но я слышу в его голосе непривычную мне настойчивость.

– Ну и что ты хочешь? – спрашивает он собеседника. – У больного излечимая болезнь, и он не должен умереть от рака. Каковы бы ни были обстоятельства, он должен пять недель получать облучение. Да, конечно, я знаю, что ему восемьдесят семь лет. Как я могу не знать? Я его врач. Но это же не причина, чтобы мы его не вылечили, разве нет? Да, он нуждается в госпитализации. Кто виноват, судьба так распорядилась – он упал и сломал таз. И не может ездить на облучения из дома. Но рак его излечим, и он от него не умрет. Да, я помню, что во время ортопедической операции у него был сердечный приступ. Я ведь не кардиолог. Они делают что следует. Нас с тобой это не касается. Я говорил с ними, облучение не противопоказано. Конечно, я понимаю, что мест нет, но что же делать? Договорись с другим отделением: он будет лежать на другом этаже, а наши врачи и сестры будут его лечить. Дело обыкновенное. Конечно, сестрам неудобно. Много лишней беготни. Но что ты можешь предложить? Без облучения он умрет от рака.

Голос Ильи неожиданно крепнет и звучит уже как металл:

– Излечимый больной не может умереть от рака. У нас с тобой нет выбора. Прости, Амир, я, кажется, был резок, но ты понимаешь… Куда едешь в отпуск? В Норвегию? Здорово! Завидую…

Доктор Рэйбен

Замечательный американский онколог доктор Рэйбен вышел на пенсию и переехал жить в Израиль. Он бы переехал раньше, но зарплата врача-радиотерапевта в Соединенных Штатах даже суммой была больше, чем у нас, не говоря уж о том, что сумма эта исчислялась в долларах, а не в шекелях. Необходимость дать хорошее образование пятерым детям удержала его за океаном на долгие годы. Когда же все его дети сделались врачами и адвокатами, а сам он вышел на пенсию, они с женой купили дом в престижном поселке под Иерусалимом, и он предложил больнице Хадасса свои знания и