Дни убывающего света - Ойген Руге

читателя в темные сферы, делала его пассивным и ничтожным, оставляла его беспомощным в мире, таком жестоком и недобром, не указывала никакого выхода, поскольку — по мнению повествователя — выхода и не было. Как ни странно, эта убежденность охватила его именно при взгляде на гигантскую статую Коатликуэ.

Вместо того чтобы распознать в статуе диалектику жизни и смерти, вместо того, чтобы отдать должное выражению великой идеи и возвышению героического народа, повествователь увидел в ней один из «смелейших и холоднейших памятников тщете», «честную исповедь об отвратительности существования», из чего сделал вывод, что лучше всего уйти одному в джунгли и… исчезнуть там.

«Нет, эта книга, — читала Шарлотта, и в каждом слове, каждом слоге чувствовала свою правоту, — эта книга не пригодна для воспитания мужественной, гуманистической молодежи. Она не пригодна для мобилизации сил человека против надвигающейся термоядерной войны. Не пригодна для поддержания веры в прогресс человечества и победу социализма, и поэтому ей не место на стеллажах книжных магазинов нашей республики».

Точка.

Ячменный кофе выпит, тост съеден. В животе остался странный холодок: где-то в ее бумагах завалялась фотография Коатликуэ, вырезанная из «Siempre»[25]. Или ее дал ей Адриан?

Искушение, проверить реакцию на Коатликуэ, спустя почти десять лет.

С верхнего этажа послышались звуки: восемь часов, Вильгельм проснулся. Зашумела вода в ванне. Вильгельм и вправду принимал ванну утром, и, пока сидел в ней, четверть часа загорал под кварцем. Шарлотта отнесла газету обратно в почтовый ящик — немного глупо, конечно, но гордиться своей статьей ей было стыдно, и она хотела, чтобы Вильгельм обнаружил газету в привычном месте и сам бы наткнулся на статью.

В четверть девятого овсяные хлопья уже готовы. Вильгельм спустился по лестнице, в прекрасном настроении, она поняла это по походке, и уже в галстуке и костюме (он носил костюм даже под рабочим комбинезоном). Направился прямехонько к почтовому ящику, достал свою «НД», пробежался как обычно взглядом по первой странице, чтобы прокомментировать ее, поедая свои овсяные хлопья.

Сегодняшний комментарий:

— Устроили балаган с Западным Берлином. Нужно просто закрыть границу!

Глупость, конечно, но спорить Шарлотта не собиралась. Она промолчала, ела свои овсяные хлопья. Вильгельм ни черта не смыслил во внешней политике. Четырехсторонний статус, Потсдамское соглашение — темный лес для него, думала Шарлотта. А вслух произнесла:

— Завхоз тоже сбежал.

— Вольманн этот?

— Да, Вольманн, — подтвердила Шарлотта.

— К черту Вольманна, — выругался Вильгельм. — Но молодежь! Понимаешь — они учатся за наш счет и потом сбегают. Нужно задвинуть засовы!

Шарлотта кивнула и убрала тарелки.

После завтрака Вильгельм уходил читать «НД». Он делал это за письменным столом. По-прежнему, как и в Мексике, читал каждую статью.

Шарлотта принялась за домашние обязанности, но на самом деле ждала, когда Вильгельм наткнется на ее статью. Начала убираться на кухне, потом решила предоставить это Лизбет; слонялась по дому, размышляла, что можно сделать с освободившимся комнатами Курта и Ирины; снова почувствовала обиду при взгляде на мебель, которую она, Шарлотта, купила для Курта и Ирины, когда те вернулись на родину из СССР, и которую Ирина демонстративно оставила при переезде, и — неожиданно — снова задумалась о Ценке. Точнее говоря, она размышляла, как донести вопрос о Ценке до Хагера, если Хагер позвонит в ближайшее время, или как она сможет дать понять, не говоря напрямую, что считает себя более подходящим проректором.

Когда она снова спустилась на первый этаж, Вильгельм уже бродил по дому.

— Прочел «НД», — спросила Шарлотта с наигранным равнодушием.

— Да, — ответил Вильгельм. — Это можно взять на вещевую лотерею?

Он держал в руках скатерть: мексиканская расцветка, ручная работа, с орнаментом в виде орлов и змей.

— Нет, Вильгельм, ни в коем случае нельзя брать ее на лотерею.

Он не прочитал статью? Или просто не заметил ее имени?

В десять пришла Лизбет. По своему обыкновению Лизбет повторила все вопросы, даже уже решенные, по пять раз… Нет, Лизбет, когда я дома, пылесосить не надо … Да, сегодня белье… Да, обед в час.

— Ты «НД» вообще читаешь, Лизбет?

— У меня же «Мэркише Фольскштимме»[26].

— Вот еще, «Мэркише Фольксштимме».

Но Лизбет всё равно слишком бестолкова, пусть дальше читает свою «Мэркише Фольксштимме».

Вернулся Вильгельм, с белым фарфоровым орлом в руке, оставшимся после бегства предыдущих хозяев.

Шарлотта закатила глаза:

— Кто это станет покупать?

— Не покупать! Ты что, не знаешь, что такое вещевая лотерея?

Лизбет спросила:

— Фрау Повиляйт, мне сделать картофельное пюре или картофельный мусс?

Шарлотта досчитала до пяти, чтобы не наорать на Лизбет, и потом сказала:

— Мне абсолютно до лампочки, Лизбет.

В три позвонил Курт, пунктуальный, как всегда. Шарлотта поспала после обеда, приготовила серый костюм и, в честь сегодняшнего праздника, неброское мексиканское украшение.

Александр ждал в машине, Ирина — тоже, накрашенная, как попугай, но это, конечно, ее дело.

— Моя дорогая, — сказала она Ирине.

— Мой воробышек, — проворковала Александру.

А Курту сказала:

— Курт.

Машина оказалось синей, крошечной — «трабант». Сначала им повосхищались, обойдя его со всех сторон. Вильгельм в этот момент тоже вышел из дому.

— Ни слова Вильгельму, — шепнула Шарлотта Курту.

Конечно, Вильгельм не знал ничего о том, что она одолжила Курту пять тысяч марок на покупку машины. Вильгельма она спросила:

— Ну как, хочешь с нами проехаться?

— Да ну, брось, — ответил Вильгельм, — у меня на это нет времени.

— В машине всё равно лишь четыре места, — добавил Курт.

Александр пожаловался:

— От костюма всё чешется.

Вильгельм похлопал по пластмассовому кузову и заявил:

— В будущем все машины будут строить из пластика.

— А как попасть на заднее сиденье? — поинтересовалась Шарлотта.

В машине было только две двери.

— Ты можешь сесть на переднее, — предложил Курт.

Но Шарлотта не согласилась (не в последнюю очередь по соображениям безопасности, Курт как-никак был начинающим водителем), и Курт откинул одно сидение, так что Шарлотта — ползком на коленках, правда — смогла пробраться на задний ряд. Странная идея — экономить на дверях.

Но больше всего ее удивило, что Курт сел на сидение для пассажира, в то время как Ирина — за руль.

— Кто поведет машину?

Оба удивленно повернулись к ней.

— Я поведу, — сказала Ирина.

Точнее, она сказала: «Я поведду». Потому что и после пяти лет жизни в Германии она всё еще говорила на ломаном немецком. Остается загадкой, как она сдала экзамен на вождение.

— От костюма всё чешется, — снова пожаловался Александр.

Это был костюм, который Шарлотта подарила ему на рождество.

— Как это от костюма всё может чесаться? — поинтересовалась Шарлотта.

— Шея чешется, — объяснил Александр.

— Но до