Мой телефон 03 - Мария Ким

* * *

Бледное, в голубизну, полуобморочное тело на кровати. В анамнезе два инсульта. Почти не разговаривал. Но все слышит, даже сейчас. Вегетативное состояние. Толпа родственников на пороге, ждут, когда скорая сделает что-то. Кардиограф сходит с ума, регистрируя, как сердце лихо отплясывает под святого Витта. Фибрилляция желудочков. Остановка сердца не за горами. Роман разворачивается ко мне, смотрит близко широкими от адреналина зрачками.

– Ты понимаешь, что это ургентное состояние?

– Я за дефом.

Тоже мне, реаниматор. Слово-то какое придумал, «ургентное». Надо быстрее добежать до машины, привычный холод в животе дополняется уверенностью. У Романа не умирают. Хватаю сумку, хлопаю дверью, Валера поднимает всклоченную голову с руля, хочет высказаться, видит дефибриллятор и замолкает. Не время. Роман загнал родственников в угол, берет информированное согласие.

– У вашего дедушки жизнеугрожающая аритмия, требуется дефибрилляция, проще говоря, электрошок. Сердце остановится, перезагрузится, будет работать нормально. Может не запуститься, 50 на 50, но это единственный способ его спасти, вы согласны? – Родственники утвердительно кивают. – Тогда все вон отсюда! Принесла? Где доступ?

На нулевом давлении попасть в вену сложно, возможно, если знаешь, что все не напрасно, что все закончится хорошо, потому что у Романа дар реанимировать, редкий, невыносимый, этот дар однажды его добьет. Не сейчас.

– Доступ есть. Реланиум в вену.

Протягивает мне вскрытую ампулу, препарат строгой отчетности.

– Осторожно. Почему руки дрожат? Отдай, я сам. – Смотрит сквозь меня, я для него не существую. Почти.

– Фентанил?

– Он его убьет.

– Нужна седация, он в сознании.

– Давай анальгин.

– Разрядить 150 Дж на одном анальгине?

– В вену, живо! Так. Хорошо. Гель на электроды. По готовности. Отойди. Провода не трогай, тело не трогай. После разряда сразу – кардиограмму, все отведения, да?

– Принято.

Вместе с кардиографом отлетаю в угол, оттуда мне видна только напряженная спина фельдшера, электроды у деда на груди, руки на электродах.

– Так. Раз. Два. Прости, отец. Разряд!

Ни выстрела, ни щелчка. Все мышцы на теле сократились и расслабились, вот и весь спецэффект. Дефибриллятор пожевал и выплюнул узкую полоску бумаги. Рома жадно впился в клетчатый лист.

– Синусовый! Кардиограмму быстро.

Бегу к койке с кардиографом, по всем отведениям норма. Давление 40 на 0. На груди поверхностные ожоги. Роман вызывает БИТов на перевозку, но родственники от госпитализации отказываются, дома и стены лечат. «В общем, мы его усыпили, потом остановили сердце, потом сердце завелось, а он пока еще нет. Минут через 40 проснется». И поспешно выходит за дверь.

Затягивается прямо на лестничной площадке. Голова идет кругом, кофе, адреналин, дым табачный, слишком много кофеина, ловлю свой пульс, частит. Таблетку метопролола под язык. Горько.

– Может, он ничего не почувствовал?

– Мы завели мотор и трахнули его организм.

Он умрет. Через день или два, через месяц. При Романе никто не умирает, а без него – сколько угодно. Но моему мозгу все равно. Эйфория от спасенной жизни захлестывает тело. Мозг, зачем ты это делаешь? Я больше не смогу без этого.

* * *

Он учился и развлекался, как все. Вместе со всеми получил диплом. Начинал работать, как все. Ничего не умел, быстро и жадно учился. И лишь спустя годы обнаружил в себе способность всегда и во всем противостоять смерти. И понял, что делать это можно, только когда ты один.

С Сашкой они познакомились на работе. Неотложка от поликлиники выехала к трехлетке на жалобы простудного характера, а обнаружила высокую лихорадку, ригидность затылочных мышц, шоковое состояние. Вызвали скорую. Приехавший Роман диагностировал вирусный менингит, выгнал всех, включая Сашку, на улицу, качал один, дышал инфицированному ребенку в рот, пока живого мальчишку не забрали педиатры. У «скоряков» такое геройство вызвало скептическую реакцию, а Сашка впечатлилась. Подвиг безжалостно вытеснялся бытом, и тогда мозг сделал его рутинным. Чтобы не перегреться.

* * *

Валера проснулся, рассказывает пошлый анекдот. Роман смеется одними зубами, глаза сохраняют усталое выражение. Зрачок прячется от яркого света и по-птичьи беззаботно смотрит на мир.

Снег тяжелыми хлопьями валится на дорогу и тут же собирается в лужи. Машина с боем прорывается все глубже в безглазую ночь. Снится бригада, подстанция и как на дозаправке всем выездным выдают по паре крыльев – оптимизация. Крыльев, как всегда, не хватает, фельдшера толпятся, давятся очередью, всем надо по крылу, а кому-то и про запас. На мне комплекты, конечно же, заканчиваются, сестра-хозяйка размышляет с минуту и достает с антресолей запыленный чехол с парой ископаемых крыльев. Два ажурных скелета первобытного археоптерикса и, разумеется, ни одного пера. Пальцы скользят по гладкой поверхности костей, и я понимаю, что никому их не отдам.

+5. Ярко освещенный салон. Капельница, вода по трубке. Ломкие вены, пульс 90, дыхание превращается в пар и растворяется в воздухе. Палец скользит по запотевшему стеклу carpe die… машина закладывает вираж, держусь за носилки, пульс 110, дексаметазон по вене carpe diem, memento… стекло закончилось.

* * *

Через ночь Роман пришел на станцию вне смены, как обычно, пьяный. Стоял с банкой пива посреди фельдшерской и допытывался, умею ли я стрелять из внутрикостного пистолета.

– Пойдем, на тебе покажу, – не выдержала я. Дневная смена выдалась нервной.

– Маруся, я же не просто так спрашиваю, – осоловелым голосом доказывал Рома. – Вот приезжаешь ты, скажем… Плита бетонная упала. Перелом таза, разрыв мочевого пузыря. 10 минут, и человек умер, что делать будешь?

– Подожду. – Я собрала вещи в рюкзак и двинулась к выходу, пьяный фельдшер перегородил мне дорогу и заключил в душевные объятия.

– Эх, Маруся, жду я с тобой смены не представляешь как! Злая ты, рисковая. Поехали сейчас, Маруся! Все реанимации наши будут, мы всех. всех спасем!

– А Саша что скажет? Думаешь, она одобряет такое твое. поведение?

– Сашка все. – Рома слегка ослабил хватку. – Нет Сашки. Сказала, ты беспутный, так и сказала-бестолковщина. Ей нужен мужик, и чтобы нормальный: счастье, здоровье… цветы, Мендельсон и мордой в салат. – Рома не удержался и хлюпнул носом.

– Так ты ей предложение сделал? – не выдержала я.

– Нет никакого предложения! Я предложил – она отказалась, так, все. Хоть этот. Полушкин, она даже не любит его! Он же завхоз!

– И что ты сделал, чтобы это изменить. ситуацию?

– Я? – удивился Рома. – Ничего. Не могу я с этим, ну, ты знаешь. Ты злая и умная, все понимаешь. Я сам, все сам, мы всегда одни, я, ты, скорая! Ни на кого не надеемся,