Русский клуб - Владимир Дэс

Так Саша стал холостым.

С первых дней перестройки Король начал сдавать все склады и магазины своей овощной базы в аренду. За это стал получать приличные деньги. Теперь на работе ему делать было нечего, забот никаких, деньги текут и текут. Такая перестройка ему нравилась.

В собственности овощной базы Саши Короля было двухэтажное здание в самом центре города с огромным подвалом, где хранилась сельхозпродукция.

Это здание ему было не нужно, и он не знал, куда его деть. Глеб в разговоре с ним посетовал, что не может найти удобное помещение для своего офиса, где можно спокойно работать, и Король предложил здание в хозяйственное ведение «Русского клуба».

Глеб тут же согласился, уж больно место было «центровое».

Заключили бессрочный договор.

В здании Глеб открыл офис, а подвалы хотел приспособить для выращивания грибов, вёшенок и шампиньонов.

Так Саша Король избавился от очередной ненужной ему собственности. Плата за аренду сданных помещений позволяла ему вести праздный образ жизни. От безделья, которое принесли ему перестройка и развод, он стал попивать. У него появилась новая записная книжка, состоявшая из двух частей: всегда доступных и не всегда доступных девушек. Разговаривал он с ними быстро – здоровался и приглашал весело провести время. Если слышал отказ, бросал трубку и звонил другой. Закончив список труднодоступных, немного скиснув, переходил к легкодоступным.

Такими были бизнес и личная жизнь Саши Короля.

У Глеба они были другими.

С появлением постоянного офиса на Малой Покровской он предложил Иде уволиться из «Рубина» и перейти в «Русский клуб» вести бухучёт. Ида, видя, как увлечён Глеб, как у него блестят глаза и как основательно он подходит к своему делу, согласилась.

Через месяц Глеб предложил ей жить вместе.

– Жить вместе – это что значит? – спросила Ида. – Если семьёй, то у меня есть представление о том, каким должен быть мой муж. Первое: он должен меня любить. Второе: не должен быть жадным. Третье: я ему всегда должна доверять. И всю жизнь мы должны прожить вместе. У нас будет трое детей. Если ты согласен, то и я согласна быть не только твоей помощницей, но и стать твоей спутницей на всю жизнь.

Глеб повздыхал для вида, прошептал как бы про себя: «Семья так семья» – и, сбросив с себя задумчивость и согласившись со всеми предложениями Иды, сказал, что уже снял для них квартиру на площади Горького.

На вопрос Иды, почему им не жить у него, ответил, что дом в Холодном переулке, где его квартира, на ладан дышит. А в перспективе для семьи с детьми нужно своё хорошее и удобное жильё.

Недели Глебу хватило подремонтировать съёмную квартиру, подкупить мебель, и наконец они провели первую ночь вместе.

Глеб, проснувшись, счастливый, нырнул в ванную, а выйдя оттуда, замер у приоткрытой двери спальни.

Ида ещё не проснулась.

Из-под одеяла выбрался только мизинчик её правой ноги. Выглянул, как любопытный розовый зверёк, и застыл от удивления на белом поле постельного белья.

Всего-навсего женский пальчик.

Пальчик спящей любимой женщины.

Во сне она потянулась, вздохнула и, что-то пробормотав, медленно перевернулась на другой бок.

Одеяло, нежно облегавшее её тело, сползло чуть в сторону и обнажило ногу до бедра. К одинокому беглецу – маленькому розовому пальчику – присоединились остальные его собратья. Они слегка подрагивали, как бы хвастаясь друг перед другом новым лаком на ноготочках.

Взору Глеба открылась розовая пяточка, щиколотка с пульсирующей на самой её вершинке жилкой и близкая к совершенству линия голени.

Нога была немного согнута, и две небольшие складочки потянулись к неровным бугоркам коленки, за которыми начиналось нежное поле бедра. Он не выдержал, подошёл и легонько дотронулся. Кожа была нежная, как бархат.

От прикосновения Ида опять потянулась и выскользнула из-под одеяла почти вся.

Но так и не проснулась.

Глеб решил не рисковать и не стал больше беспокоить своим грубым пальцем её нежное тело.

Но глазами продолжал медленно скользить по волнующим линиям.

Выше.

Выше…

И ещё чуть выше.

Бедро крутой горкой скатилось на тонкую талию, взгляд Глеба застыл над небольшим кратером спрятавшегося пупка.

Животик сладко спал. Дыхание пробегало по нему мирными волнами. Иногда, видимо подчиняясь течению сновидений, дыхание сбивалось, и животик неожиданно поджимался.

В эти секунды Глеб тоже вздрагивал. Казалось, никакие силы не заставят его отвести взгляд от этого чуда.

Ида вдруг глубоко вздохнула и медленно перевернулась на живот, открыв взору Глеба бесчисленное богатство волнующих выпуклостей и впадинок спины.

Свою великолепную голову она положила высоко на подушку и, успокоившись, задышала ровно и тихо.

Волосы укрыли спину до лопаток и открыли застывшее в сонной неге прекрасное лицо. Оно было настолько беззащитно, что больше походило на личико юной девочки из детства Глеба.

Рот был чуть приоткрыт, виднелись белые, как жемчуг, зубки.

Губы слегка подсохли, и от этого казалось, что они вот-вот лопнут под напором жизненной силы.

Подбородок немного приподнялся и как бы нечаянно обнажил тонкую чувственную шею. Взбегая от хрупких ключиц тонким стеблем, она раскрывалась в гордый и очаровательный бутон головы.

Глаза, как свёрнутые лепестки бутона, были прикрыты. Длинные чёрные ресницы спали.

Изящное, но беззащитное ушко обмотало вокруг себя локон прелестных шелковистых волос и ничего не слышало.

И тут Глебу показалось, нет, скорее, он почувствовал, что Ида чуть замёрзла, и он очень бережно укрыл её – самую великолепную и прекрасную девушку. И, не удержавшись, шепнул, но так, чтобы она не проснулась:

– Спи, родная, я буду с тобой вечно.

Каждая женщина, выбирая для себя мужчину, за букетиками и поцелуями думает: «Будет ли этот мужчина рядом всю жизнь, как он будет относиться к нашим детям? Прокормит ли он нас? Защитит ли от невзгод?»

А мужчина за этими женскими поцелуями и клятвами верности думает: «Будет ли моя избранница любить меня всю жизнь, устраивать меня как женщина? Будет ли она рядом со мной не только в радости, но и в горе?»

Но всё это происходит инстинктивно, не более.

Глава 3. Губернатор

Часть 1. Аспирант

В XIX веке Нижнеокск был основным торговым центром России, а к середине XX века стал крупнейшим промышленным центром. Он был так напичкан оборонными предприятиями, что его пришлось закрыть для посещения иностранцами на долгие годы. Город открыли, когда Горбачёв объявил в СССР «перестройку, гласность и ускорение».

Народ заволновался, заговорил о своих проблемах не только на кухнях, но