Перелом. Книга 2 - Болеслав Михайлович Маркевич

Княжна вскинула их на нее на миг и высвободила свою руку:

– На что тебе я!.. Да и он на что тебе, в сущности? – как бы неудержимо сорвалось у нее с языка. – Разве ты не вся детьми живешь?..

– Я и мужем также живу, Кира! – расширив свои большие глаза, возразила Сашенька.

– Но разве дети тебе не дороже? – быстро и жадно выговорила та. – Разве ты не чувствуешь, что связь твоя с ними неразрывнее, чем с ним?

– Не знаю… Я не знаю, где у меня кончается любовь к детям и начинается к нему, и наоборот.

– A он, как ты думаешь? – спросила вдруг Кира словно вызывающим голосом.

– Что «он»? – недоумело повторила Александра Павловна.

Княжна ответила не сейчас: губы ее повело судорогой.

– Ты никогда не представляла себе, что он может перестать любить тебя?..

– За что? – вся переменяясь в лице, вскликнула Сашенька.

Ta пожала плечами:

– Разве для этого причины нужны… разве кто может повелевать своим сердцем, когда оно увлекает тебя? – как бы со злостью добавила она.

«Бедная! – сказала себе Александра Павловна. – Это она себя разумеет…» Но только что смолкшая в душе молодой женщины тревога заклокотала в ней, она почувствовала, с новой язвительною силой…

– Побеждать себя должно… мы на то – христиане, Кира, – вымолвила она веским, непривычным в устах ее тоном, – ты не сердись на меня, милая, но, мне кажется, ты слишком наслушалась того, что тебе тогда еще, в Москве, проповедовал Иринарх, ce garçon perdu5…

– Иринарх! – повторила презрительно княжна. – К чему ты его сюда приплела?

– Нет, я так… Я знаю, что ты слишком умна и честна, Кира, чтобы сделать сама что-нибудь дурное… Напротив, ты всегда не о себе думала, a о счастье всех людей…

– Ты только так говоришь, я понимаю, но в твоих словах мне послышалось то же, что проповедовал тогда Иринарх о «свободе любви»…

Княжна прервала ее с неудержимою горечью:

– Вообрази, как легко тебе в свою очередь «проповедывать» о самоотречении, – тебе, которой судьба все дала… тебе, – говорила она с возрастающим волнением, – не допускающей, чтобы человек, связанный с тобою, осмелился даже мечтать о счастье ином, чем то, какое способна ты дать ему!..

Александра Павловна подняла глаза – и гордая княжна Кубенская безвольно и безвластно опустила мгновенно пред ними свои, словно ослепленная никогда еще невиданным ею выражением на побледневшем теперь как полотно лице двоюродной сестры. В античных чертах этого лица сказывался ей какой-то неотразимый, строгий до беспощадности приговор.

– Не допускаю, Кира, это правда, – проговорила молодая женщина металлически зазвеневшим голосом, – я этого «связанного со мною человека», то есть мужа моего, люблю более жизни, но и уважаю его настолько же… A если бы когда-нибудь я потеряла это уважение, все между нами было бы кончено!..

Ноздри княжны дрогнули еще раз; высокомерная усмешка зазмеилась в складках ее губ:

– Да, это называется эгоизмом… Но, впрочем, твое дело! – уронила она, вставая, с притворным равнодушием, между тем как руки помимо ее воли дрожали у нее нервным ознобом. – Я пойду укладываться… Прикажи, пожалуйста, чтобы лошади мне были завтра утром к семи часам готовы; я хочу приехать в Москву еще засветло.

Она кивнула и вышла из комнаты.

Александра Павловна растерянно глянула ей вслед. Грудь ее высоко подымалась, проступившие внезапно слезы туманили глаза. Но она не умела бы отдать себе отчета в том, что вызывало их теперь. В голове ее было смутно, на душе ныла еще беспредметная горечь… Она прежде всего не допускала, не хотела допустить, чтоб он, ее Борис, был здесь «в самом деле при чем-нибудь». Кира «с досады», рассуждала она, кинула ей этот «намек». Но разве это возможно, разве «этот благородный Борис» способен был бы «на низкий обман», на «то, после чего все, все было бы кончено?..» Нет, он ценит ум, познания Киры, он очень был рад, когда она во время его болезни служила ему письмоводителем, «но больше ничего»… Сашенька вспомнила, как она в то время «ревновала его» к Кире. Но он тогда же, при жене, сказал однажды ей: «Вы чиновник, a не женщина, княжна!» (Сашенька «ужасно» обрадовалась тогда этому его замечанию.) A теперь, уезжая, «опять был даже неучтив», не потрудился зайти проститься к ней, к Кире… Нет, Борис «чист, как стекло». Кира «нарочно»… Она тоже благородное существо и уезжает потому, что знает, что любить женатого человека – преступление, но все же, malgré elle6, хотелось бы ей, чтоб и он хоть немножко отвечал ей… «Бедная, бедная, через какую муку должна переходить она теперь!» И Александра Павловна решила мысленно, что ни от чего иного, как от участия к «бедной» Кире, так болезненно ныло теперь в собственной душе ее, и жгли ее эти слезы, проступавшие из-под ее ресниц…

– Николай Иваныч, доктор, наш беглец, прибыл, – выходя с веселым лицом из двери соседней с будуаром спальни, доложила ей в эту минуту Анфиса.

– Да, я знаю, – быстро проводя платком по глазам, ответила ей барыня, – княжна сейчас здесь была, говорила…

– А княжна от себя вышли сегодня? Ну и слава Богу, поправилась, значит.

Александра Павловна качнула немедленно головой и вспомнила при этом:

– Она завтра в Москву едет. Скажите Скоробогатову, чтоб ей завтра к 7 часам были готовы лошади и карета.

– Едут… в Москву? – повторила обрывисто Анфиса.

– Да.

– Надолго, изволите знать?

Троекурова подняла на нее глаза: ее поразил как бы тревожный оттенок в тоне этого вопроса, а еще более теперь озабоченный вид лица, с каким глядела на нее в свою очередь спрашивавшая в ожидании ее ответа.

– Она сюда не вернется, – уныло примолвила она.

– Что же-с, в Москве останутся жить?

– Нет, она за границу хочет опять.

– А в Москве не в Покровском ли доме думает остановиться? – последовал новый, поспешный вопрос.

– Да… Борис Васильевич велел там приготовить… Вы почем же это знаете? – с изумлением спросила Александра Павловна.

– Барыня!.. – вскликнула вдруг и оборвала тут же синеглазая женщина.

– Что?

– Ничего, нет-с, – поспешно промямлила Анфиса, между тем как красные пятна выступали у ней на лице, – я так… я по своему разумению так понимаю, – сказала она через миг, пытаясь усмехнуться, – что вместо чтоб им без толку ездить с места на место, выйти бы скорей княжне замуж надо за хорошего человека…

Александра Павловна громко вздохнула:

– Ах, и есть такой человек, милая, и если б Кира серьезно захотела, это бы уже давно сделалось, я уверена… Ho у нее другое на мысли, – слетело у нее как-то невольно с языка.

– То-то-с, – живо