Земля под снегом - Эндрю Миллер

в зеленый цвет, и глядя на умывальник в пятне света из матового окна, она сходила с ума. Сдавленные голоса ждали и дождались – те, что она впервые услышала еще подростком после войны, те, что зазвучали снова, когда она потеряла ребенка, – хотя «потеряла», не уставали они ей напоминать, неверное слово, нужно другое. С новой беременностью они вернулись, мужские, немолодые по большей части. Раньше она умела их отвлечь, но теперь они уже не бежали догонять брошенный мяч. Сделались коварней, отчетливей, раздавались не столько в голове, сколько в окружающем воздухе. Сегодня прикинулись, что им смешно. Надо же, маленькая Рита Ли пришла беседовать с женой врача. Обхохочешься! Маленькая шлюшка Рита Ли. Поганая детоубийца Рита Ли. Бедной женщине теперь оттирать кухню сверху донизу, оттирать и окуривать, а самой принимать ванну с антисептиком. А когда ее муж, доктор, придет домой, он даст ей успокоительное, а потом отправится на ферму и скажет Биллу, что, если его гнусная жена попробует нанести еще один визит, он добьется, чтобы их обоих арестовали…

Они были комики старой школы: лучшие шутки – их собственного сочинения. Но чуть погодя, как будто не планировали дальше первого наскока, они потеряли уверенность, начали сбиваться, повторяться более визгливо, путаться в словах, утрачивать нить, сделались одним голосом, сделались пастью, рявкающей в темноту, мужской, песье-мужской, песьей, и наконец, разом и неожиданно, как началось, так все и кончилось, стало тихо, и она увидела, как на белой коже бедер сходят на нет отметины от ее надавивших пальцев. Она подышала в ладони. Иногда, вдыхая, чуяла гниль, но сегодня только терпкий запах пива. Поплакала – очень дисциплинированно, минуту, не больше, потом шатко встала, натянула обратно пижамные штаны и джинсы. Во влажно-прохладном воздухе уборной, пряча голос в шум слива, проговорила: «Глория, Глория». Глядя в зеркало, проверила лицо, посмотрела, как ему удается непринужденная улыбка, и вышла.

Ели тосты с яичницей.

– Я вот как делаю, – сказала Айрин, сдабривая яичную массу щепоткой мадрасского карри. – И мама моя так же. Наверно, и ее мама так делала.

Рита попробовала и сказала, что это чудо как вкусно. После еды пили чай, и Рита достала из кармана дафлкота пачку сигарет. Предложила Айрин, но та сказала, что бросила. Прочла отчет Королевского колледжа и не курит уже не один месяц. А Эрик продолжает. Она не против, когда курят при ней. Принесла пепельницу – милое изделие из красного муранского стекла.

– Где вы с ним познакомились? – спросила Рита. – С мужем.

– С Эриком? Это был теннисный уикенд. Ну, вы знаете, как это бывает. Сет-другой, а потом уйма выпивки и бесцельные круги по лужайке…

Они улыбнулись друг другу. И не стали разрушать выдумку о Рите, знающей про теннисные уикенды.

– Лето, август. Я с сестрой Вероникой, и там был молодой человек, к которому я была неравнодушна, хотя сейчас, как подумаю, не могу понять почему. Он только окончил Сандхерст[29]. Жутко предупредительный и старомодный. Надеялся переведаться с Мау-Мау[30] или кто там тогда был.

– Может быть, у него были милые глаза, – сказала Рита.

– Да. Не помню, какие у него были глаза, – сказала Айрин. – Словом, жаркий день, я, вероятно, перепила пунша, просто оттого, что жажда мучила. Решила прогуляться по саду. Там в дальнем конце росли большие деревья, они обещали чудесную тень. В общем, я двинулась туда одна, и таким облегчением было просто идти и не слушать долгие рассуждения о политике и не давать себя втянуть в бесконечную партию в крокет. Довольно странные это были сборища, на мой теперешний взгляд. Пусти молодежь бегать в жару, накачай ее спиртным, и через неделю посмотришь, у кого с кем помолвка.

– Он там, в конце сада был?

– Да. Он сидел под деревьями, поэтому я не сразу его заметила. Увидела несколько садовых кресел, но показалось, что людей там нет. На нем был спортивный пиджак поверх белой тенниски, он просто курил и глядел на деревья. Он был не из нашей компании, я первый раз его видела. С кем он пришел, я и сейчас не знаю. Он, как ни странно, этого не помнит. Почти каждый из молодых людей, какие там были, встал бы, но он нет, поэтому беседа у нас вышла не очень ловкая: я стою, он сидит. И выговор у него был самую малость, но другой: он из Бирмингема. Я честно не могу вам сейчас сказать, о чем мы говорили. Он был там на несколько лет старше большинства. Что-то в нем чувствовалось… законченное. Мы беседовали минут десять-пятнадцать, а потом мне просто необходимо стало уйти. Оробела, что ли, – не знаю. Сказала, надо вернуться, а то искать начнут. Он улыбнулся такой улыбкой, словно более смешной и нелепой персоны в жизни не встречал.

Она умолкла; запыхалась слегка. Она давно не рассказывала эту историю – кому бы она могла? Миссис Радж? Эти минуты в дальнем конце сада, запах скошенной травы, увесистые летние цветы – и мужчина, который смотрел на нее и говорил с ней ровно так, как она ждала. Воспоминание взволновало ее. Взволновало и возбудило. Ей долгие недели не хотелось заниматься любовью, это было последнее, чего ей хотелось, до того муторно было физически, до того усталой и странной она себя чувствовала. А сейчас, в пятницу, днем, в десять минут третьего, вдруг захотелось. Но глаза, глядевшие ей в глаза, были не Эрика. Она встала, принесла чайник, долила в заварочный.

– Теперь вы мне свою историю расскажите, – сказала она.

На столе между ними журналы, чашки с блюдцами, стеклянная пепельница. Время лежало распластанное.

– Ну, это совсем не так романтично было, как у вас, – сказала Рита.

Она поворачивала в пальцах спичечный коробок с военным кораблем. Корабль то возникал, то медленно исчезал.

– Я временно секретаршей работала в агентстве по недвижимости, все ее виды, на Корн-стрит, называлось – «Город и графство». Я могу печатать вслепую и стенографировать могу, сама по книжке научилась. И вот однажды утром дверь открывается, и входит этот молодой человек, хочет поговорить с директором – мистером Таксоном, мы его Таксой звали, за спиной, конечно. Я из-за голоса глаза подняла. Он у него мило звучал. Мягко так. Ну, вы, может быть, слышали.

– Да, – сказала Айрин. – Мы здоровались, перекидывались парой слов. И правда очень приятный голос.

– Подняла я, значит, на него глаза, и он улыбнулся. Я тогда поэффектней была. Прическа, лицо сделано какое надо. В таком месте не поработаешь в моем теперешнем виде. Ну,