Потерянная эпопея - Алис Зенитер

– Чем ты душилась, когда была подростком?

– «Амор Амор»,– отвечает Тасс.– Они стоили целое состояние, все мои карманные деньги на них уходили.

Ей хочется вернуться к запаху близнецов. Хочется сказать Лори, что душок Селестена ее разочаровывает, что она находит его cheap, слишком дешевым по сравнению с тем, каким ей кажется этот мальчуган. Но Лори уже плывет по морю бессвязных воспоминаний, их целый запутанный клубок. Легкая тема для нее и Тасс: у них изрядное количество общих воспоминаний. Они знают друг друга с коллежа, менялись одеждой, носили одинаковые зубные пластинки – эту омерзительную конструкцию с кольцами из прозрачного пластика на передних зубах,– выбрали одно направление в лицее, начинали один диплом в университете Нумеа, прогуливали одни и те же лекции по одним и тем же причинам. Лори спала с братом Тасс, а Тасс с братом Лори. Они меняются секретами с полной взаимностью: Тасс известна история плохо-кончившейся-вечеринки, Лори – история учителя-который-слишком-много-хотел. Знают и то, насколько эти секреты, порожденные насилием, которое не называют по имени, и стыдом, о котором твердят только про себя, были оскорбительны и отвратительны. Они многое друг другу прощают, им тепло вместе. Пока Тасс не уехала в метрополию, а Лори – поближе и покороче – в Австралию, им могло казаться, что они унаследовали одну жизнь и расположились в ней, как два дома, построенных рядом, делая вид, мол, ничего страшного, что у соседа такой же, разве оригинальность, в сущности, так уж важна? Только уехав к другим берегам, они разошлись по своим дорогам. Лори никогда не испытывала ни малейшего желания узнать Францию. Париж для нее был лишь картинкой памятников, известных всем, а значит, созданным ни для кого, музеем в стеклянном шаре. И если Ле Каю был для нее слишком мал – она намеревалась покинуть его только для того, чтобы исследовать соседние территории в Тихом океане. И никогда не сомневалась, что вернется. Тасс уехала дальше, и ее по сей день тревожит, в какой форме случилось ее возвращение.

Около десяти часов Лори говорит, что уже поздно. Несколько домов, видных с террасы и стоящих среди извилистых лиан, погружены в темноту. Тасс медленно встает с большого кресла и жалуется, что все равно не уснет:

– Когда кот будит меня на рассвете, мне хочется сбросить его с балкона.

– Это всего лишь кот,– отвечает Лори очень серьезно.– Тебя оправдают. У меня это моя дочь.

Назавтра у Тасс уроки с первыми классами сразу после обеда. Это всегда особенный час: надо бороться с усталостью, смыкающей веки и приковывающей к стулу, подавлять зевоту, да еще бороться с отрыжкой, то и дело подступающей к горлу. Учиться помещать ее между словами, поджав губы, или – в идеале – в конце фраз. Конечно, все равно немножко видно, но не до такой степени, чтобы ученики начали пересмеиваться.

Раздавая ксероксы текстов, Тасс пытается разглядеть руки Пенелопы, но рукава великоватого свитера скрывают их почти целиком. За этим необязательно желание спрятать татуировку. С начала зимы все ученики скрыты под тканью. Не сказать чтобы очень холодно, но в иные утра, когда они идут в лицей, температура не превышает 17 градусов, и школьники кутаются в слои XXL, защищаясь от прохладного ветра, а самые мерзлявые напяливают вязаные шапки. Сидящий через два ряда от сестры Селестен, как всегда, в футболке и бермудах, его толстовка висит на спинке стула. Единственная уступка зиме – он сменил шлепанцы на пару теннисных туфель. Взгляд Тасс скользит по подросткам и возвращается к Пенелопе. Ты прочтешь нам текст? Хитрость не удалась: кончики пальцев девочки едва высовываются из рукавов, чтобы взять лежащий перед ней листок. Ее рук по-прежнему не видно, и Тасс смотрит на лицо. Пенелопа выглядит усталой, как это бывает часто, под глазами круги, щеки побледнели. Может быть, она тоже не может уснуть, а когда ей это удается, ее слишком рано будит кот. А может быть, все серьезнее. Тасс вспоминает мужчину с чердачной распродажи, щипок ниже талии, усталость в голосе ученицы. Неужели мужчины уже смотрят на нее как на женщину?

Пенелопа выглядит старше девочек, сидящих рядом, может быть, даже старше всего класса, но Тасс знает, что ей всего шестнадцать. Не только усталость добавляет лет ее лицу, еще и оволосение. Тасс заметила, что у Пенелопы нет просвета между бровями, а у корней волос нет гладкой кожи. Может быть, волосы растут низко, до самых глаз, или брови занимают весь лоб, подбираясь к волосам. Так или иначе, заросли.

– Мадам?

Девочка закончила читать, она немым вопросом стоит перед молчащей учительницей, может быть, заметила взгляд, блуждающий по ее лицу и волосам. Тасс вздрагивает, краснеет, бормочет: очень хорошо, спасибо. Уверена ли она, что так уж отличается от Лори в подобный момент? Разве мнения о внешности, которых никто не спрашивал, даже безмолвные, не являются агрессией, которую может почувствовать Пенелопа?

– Есть слова, которых вы не поняли?

Она встречает взгляд темных глаз Селестена, избегает его, мгновение смотрит на блестящую подвеску у него в ухе. Он поднимает руку. Тасс подходит к нему, однако едва слышит его вопрос, когда он его задает. Там, где большой палец переходит в запястье, крошечная татуировка. Она подходит еще ближе. Рисунок такой маленький и неуклюжий, как будто сделан шариковой ручкой. Татуировка, неровная, словно подрагивающая, гласит: КНКИ ПБДТ.

Сентябрь

Тасс поднимается по лестнице главного здания в потоке учеников, как вдруг ритм ее сердца ускоряется и в ушах звенит. Что-то похожее она чувствовала, просыпаясь среди ночи в квартире в Кашане, где они с Томасом жили в 2013-м или в 2014-м, в ней еще были постельные клопы. Сидя в кровати в темноте, Тасс пережила череду ночей, прерывавшихся таким странным предчувствием. Это не совсем зуд, еще нет, это удушливая уверенность, что скоро зазудит, скоро появятся укусы, цепочками, браслетами, двойным рядом красных жемчужин, и придется признать, что это снова случилось, что по ней ползают и ее едят неуловимые насекомые, пьют ее кровь маленькие существа в панцирях, на диво цепкие. Рывком вырванная из сна, Тасс ничего не могла делать, только ждать, потому что на тот момент не было доказательств, что произошло худшее, и она тупо ждала, пока пройдут эти несколько минут между событием и его проявлением.

Подойдя к своему классу, Тасс машинально подносит руку к шее и чешется. Этот жест возвращается,