Не могу и не хочу - Лидия Дэвис

Мне начинают предлагать призы, из которых я могу выбрать любой. Когда я отказываюсь и от первого, и от второго, нервная служащая отпирает потайное хранилище и пока зывает все имеющиеся призы, в том числе большую пластиковую свинью-копилку, книжки-раскраски и маленький резиновый мячик. Чтобы не расстраи вать ее, я выбираю игрушку, которая нравится мне больше других — симпатичную фрисби, к которой прилагается индивидуальный чехол для хранения.

ночь без сна (сон)

Мне не спится, я в чужом городе, в гостиничном номере. Уже очень поздно: два часа ночи, потом три, четыре. Я лежу в темноте. Что же не так? Может быть, мне не хватает человека, который спит со мной рядом. Я слышу, как где-то неподалеку хлопает дверь. Еще один постоялец, несмотря на поздний час. Теперь я знаю, что делать. Я пойду к нему в номер и лягу с ним рядом, и тогда мне наконец-то удастся уснуть.

в банке 2 (сон)

Я снова в банке с пакетом, полным мелочи. Я снова предполагаю, что у меня набралось где-то три доллара. Автомат пересчитывает монетки. Получилось четыре доллара и девяносто два цента. Служащая снова объявляет, что я имею право на приз. Я жду, какие подарки мне предложат на этот раз, но сегодня приз только один — измерительная рулетка. Я разочарована, но не подаю вида. По крайней мере, сегодня я хотя бы уверена в том, что служащая — женщина. В прошлый раз я никак не могла определиться, женщина это или мужчина. Сегодня она все так же подстрижена под корень, но движется изящнее и улыбается нежнее, голос ее звучит тоньше, а на груди у нее красуется значок с надписью «Жанетт».

два Дэвиса и коврик

У обоих была фамилия Дэвис, но они не были женаты и не приходились друг другу кровными родственниками. Тем не менее, они были соседями. Оба были к тому же людьми нерешительными или, если выразиться точнее, в некоторых отношениях они могли быть очень даже решительными, если дело касалось важных вещей или работы. Но в отношении вещей менее значительных они бывали очень нерешительными и никак не могли определиться, сначала выбирали одно, а на другой день передумывали и выбирали другое.

Друг о друге они ничего не знали, пока она не решила выставить на продажу коврик.

Это был шерстяной коврик с ярким черно-бело-красным орнаментом из ромбов и полос. Она купила его в индейском магазинчике неподалеку от города, где раньше жила, правда, потом она узнала, что он был вовсе и не индейский. Теперь он лежал в пустовавшей комнате ее старшего сына и порядком ей надоел, потому что запылился и загнулся по уголкам, и она решила продать его на местной гаражной распродаже, доходы с которой пойдут на благотворительные цели. Но на распродаже он ужасно всем понравился, чего она вообще-то не ожидала, оценщик назначил цену в пятьдесят долларов (хотя она запрашивала всего десять), и ей расхотелось его продавать. Она понадеялась, что никто его не купит. Распродажа продолжалась, а она так и не понижала цену, хотя окружающие продавцы запрашивали все меньше и меньше, и хотя все ковриком восхищались, никто его так и не купил.

Другой Дэвис пришел на распродажу рано утром, и коврик сразу ему понравился. Но насчет покупки он сомневался, потому что орнамент был все-таки уж очень броский, а красный, черный и белый были такими кричащими, что, подумал Дэвис, к его обстановке этот коврик может и не подойти, хотя обстановка у него была просторная и современная. Он выразил восхищение ковриком, но признался ей, что не уверен, будет ли тот подходить стилю дома, и ушел, не сделав покупки. Но за день никто этот коврик так и не купил, она не понижала цену, а он все думал об этом коврике и ближе к вечеру вернулся, чтобы еще раз посмотреть на него, ну или хотя бы проверить, не увел ли его кто, и наконец решить, стоит ли его покупать. Но ярмарка уже закончилась, вещи или распродали, или пожертвовали малоимущим, или упаковали и отвезли домой, и лужайка перед приходским домом, где проходила распродажа, оставалась чистой и просторной в вечернем сумраке.

Другой Дэвис этого не ожидал и расстроился, и пару дней спустя, случайно столкнувшись с первой Дэвис на почте, он сказал, что передумал насчет коврика и спросил, продала ли она его, и когда та сказала, что нет, попросил одолжить его на денек, чтобы прикинуть, как он будет смотреться в его комнате.

Первая Дэвис растерялась, потому что сама она между тем решила оставить коврик себе, постирать его и прикинуть, где в доме он будет смотреться лучше всего. Но теперь, когда другой Дэвис проявил по отношению к коврику столь живой интерес, она засомневалась, стоит ли это делать. В конце концов, она же собиралась его продать, да и оценила его всего в десять долларов. Она попросила другого Дэвиса подождать пару дней, чтобы решить, готова ли она расстаться с ковриком. Другой Дэвис отнесся к этому с пониманием и сказал: прекрасно, пусть она позвонит ему, если все-таки решит избавиться от коврика.

Сначала она постелила коврик в комнате сына, где он раньше и лежал. Она то и дело заходила на него поглядеть. Все-таки он выглядел почему-то не очень чистым, и уголки у него все так же загибались. Он и нравился ей, и раздражал. Потом она решила перенести его туда, где он постоянно будет у нее на глазах: так ей волей-неволей придется решить, что она о нем думает. Она знала, что второй Дэвис ждет ответа.

Она постелила коврик на лестничную площадку между первым и вторым этажом, и ей показалось, что он хорошо сочетается с картиной, которая висела на стене. По ее муж сказал, что коврик слишком яркий. Тем не менее, она оставила коврик на месте и задумывалась о нем каждый раз, когда поднималась по лестнице. Наконец она решила, что хотя коврик действительно симпатичный, стоит все-таки уступить его другому Дэвису, ну или хотя бы одолжить на время, ведь коврик так ему понравился и, может быть, он и правда больше подойдет к его обстановке. Но на другой день к ней зашла приятельница, которую коврик прямо-таки восхитил: она подумала, что он новый, и сказала, что он очень красивый. Теперь Дэвис уже не была так уж уверена, что хочет с ним расставаться.

Между тем время шло, и она