Сказки слепого мира - Вера Сорока

– Здесь уже глубоко, – говорит Крыса. – Надо аккуратнее.

Галстук пристально смотрит в воду. Крыса смотрит на Галстука. Он никак не может понять, в галстуке тот или это тень. Под курткой плохо видно, но Крысе кажется, что даже под землей этот человек остается примерным сотрудником Компании.

«На что он там пялится?» – раздраженно думает Крыса. Вода такая грязная и света так мало, что даже бока лодки видны плохо.

– Какая здесь глубина? – спрашивает Девчонка.

– Грунт просел еще во время строительства, так что под нами сейчас разлом. Метров пять, наверное.

Крыса не знает точную глубину. Ее так и не смог измерить никто из диггеров.

– Я плавать не умею, – почти с гордостью сообщает всем Галстук. Как будто он возвысился над мирской суетой и ему такое без надобности.

Девчонка наклоняется над водой. Смотрит с таким интересом, как будто ей там показывают все ее будущее.

Крыса чувствует, что вокруг снова слишком тихо. Не капает вода, не скрипит лодка, не гудит земля.

– Скоро… – начинает Крыса, чтобы добавить хоть какой-то звук, но тут мир переворачивается вместе с лодкой. Звуки снова появляются, но ватные, булькающие и давящие на уши.

В мутной воде Крыса взглядом выхватывает фрагменты барахтающихся рук и ног, как будто они попали в огромный подводный миксер. Его как-то неправильно быстро тянет к разлому. Он пытается вдохнуть, видит арматуру и успевает не только подумать, как страшно умирать, но и на самом деле испугаться. Испугаться так, что готов отдать что угодно за еще одну минуту жизни.

Он готов молотить руками, изгибаться и выглядеть глупо. Всё – лишь бы жить.

«Нет! Пожалуйста. Еще рано. Нет! Я отдам все. Я не хочу умирать. Не сегодня. Пожалуйста, не сегодня», – проносится у него в голове.

Она смотрит на дурацкие барахтанья безмозглой крысы со смесью любопытства и презрения.

– Кошечка раз, кошечка два, кошечка три-и-и, кошечка четы-ы-ыре, – медленно считает про себя.

Решает, что на сто пятидесятой кошечке можно будет вытаскивать. Досчитывает, подплывает и тянет вверх тяжелое тело.

Крыса откашливается кошечек девяносто, не меньше. Садится, обхватывает руками колени и трясется.

– Раздевайся, – говорит она. – Замерзнешь.

Крыса поднимает глаза и в полутьме туннеля различает ее силуэт. Понимает, что это не Девчонка, которая шла с ним. Это кто-то другой. Он думает, что надо спросить, где остальные, но говорить ужасно сложно.

– Где? – только и получается сказать.

Глаза жжет от грязной воды, он трет их и постепенно начинает лучше видеть. Она одета в гидрокостюм. Волос нет. Зато есть огромные навыкате глаза. Как у дохлой рыбы. Света ужасно мало, но даже в полутьме кажется, что они слепые. Как будто из них вынули живой блеск.

– Двое – всё. Девчонку забрала ведьма. Сделает рыбой. Как обычно.

У нее низкий отрешенный голос и рубленые фразы человека, который не привык много говорить.

– Ты из диггеров? – спрашивает Крыса. Он знает только одну девчонку, которая ходила под землю. Но она уехала из Омска пару месяцев назад.

– Что-то вроде. – Она смеется ржаво, неприятно. Зубы мелкие и кучные, как расческа. – Послушай, Крыса, расклад такой: ты сдох, но Растение дало тебе еще немного. Дало и взяло взамен. Под землей все мы теряем часть себя – это нормально.

– Ну и чего я лишился? – Крыса поддерживает разговор, лишь бы хоть что-то делать. Если он говорит – он жив.

– Откуда мне знать? Мне насрать, если честно.

– А что с остальными?

– Откуда мне знать? Мне насрать, если честно, – повторяет она.

– Плохой из тебя собеседник.

Она пожимает плечами. От движения ее костюм блестит.

Крыса аккуратно спускается в воду, держась за толстые скользкие кабели. Боится, что его снова утащит в водоворот. Но ничего не происходит, все тихо, и мутная вода – просто вода.

Крыса гребет размеренно и скупо – со стороны может показаться, что он спокоен. Но на самом деле совсем нет. Становится тяжело дышать. Он не видит, но чувствует, что она плывет за ним. Следит, но безучастно, как за подбитой добычей, – уже нет смысла расходовать силы, можно просто подождать. Ему не нравится это ощущение.

«Нужно найти остальных», – думает Крыса, но единственное, что сейчас хочется, – просто убежать. Подняться наверх и тогда уже строить планы. Позвонить Выдре и вместе пойти на поиски.

Обратный путь занимает куда меньше времени. Крыса коротко оглядывается, поднимается по железным скобам, подтягивается и садится. Ноги болтаются в люке. В горле начинает противно щекотать. Он закашливается так, что не может сделать вдох. Как в детстве, когда болел коклюшем и его выворачивало от кашля.

Крыса тянется руками к горлу. Царапает его. Бьет себя кулаком в грудь. Но ничего не помогает. Сердце оглушительно колотится в ушах.

Он сваливается обратно в туннель, больно ударяется, но наконец-то делает громкий вдох, больше похожий на вой.

– Попытка засчитана, – комментирует она, явно не собираясь прийти на помощь. – Ты еще живой только здесь. Наверх уже не получится.

Крыса смотрит на ее странный костюм и плюет в сторону.

– Крыса упертый. Упертый и охуевший – хорошие качества, которые всегда приводят к плохому, – говорил Таракан. Таракан провел двадцать лет жизни в тюрьме и редко поднимался на поверхность. «Там беспокойно очень. И пространства слишком много», – повторял он.

Крыса плюет в ее сторону и снова начинает подниматься по лестнице из скоб. Но чем выше ступенька, тем сложнее дышать. У люка он уже не дышит, а тяжело хрипит.

Она сидит, положив руки на выступы в стене, и плещется в воде. Если бы не темнота туннеля, можно было представить ее в джакузи в каком-нибудь модном спа-салоне.

Крыса падает вниз. На этот раз аккуратнее. На разрыв с присвистом дышит. Поднимается на ноги и собирается лезть снова.

Но тут кричит Девчонка. Где-то вдалеке, но Крыса понимает, что слух здесь обманывает гораздо чаще, чем люди на поверхности.

Крыса торопится на крик. Заходит в воду почти по пояс и видит Девчонку на возвышении. Она смотрит на нижнюю часть своего тела, как смотрят люди после ампутации. В их картине мира на месте ничто должна быть рука или нога. Обе ноги. А у Девчонки там огромный рыбий хвост. Она подносит к нему руки, но так и не может прикоснуться.

Прикосновение сделало бы длинный вонючий рыбий хвост настоящим.

У Девчонки как-то искаженно приоткрыт рот. Лицо становится похоже на предсмертную маску. И крик такой странный и тревожный. Как сирена, оповещающая о бомбежке.

Она подплывает к Девчонке и сильно бьет по лицу. Можно было сосчитать до четырнадцати кошечек и сделать все аккуратнее, но хотелось прекратить этот сиреноподобный вой.

– Заткнись, все с тобой нормально.

Крыса тоже подплывает и аккуратно трогает хвост.

– Это, по-твоему, нормально?

Девчонка прекращает кричать и погружается в странный ступор. Крыса пытается осознать произошедшее и хоть как-то уложить все это в привычную логику привычного мира.

Она помнит свои первые минуты осознания. Это было страшно. Кто-то говорит, что холодно, но какой холод в момент страха? В момент страха нет ничего, кроме страха.

– Ты меня видишь? – она спрашивает Девчонку. – Слышишь, Крыса, что там с ней? С глазами все нормально?

– С ее глазами – да. А что с твоими? – Крыса проводит рукой прямо перед ее носом. Затянутые пленками глаза остаются неподвижными, зато пальцы ловко хватают его руку и больно сжимают.

– Не будь мудаком – я все чувствую.

Крыса видит ее руку, всю в зеленовато-черной матовой чешуе. Вся ее кожа – чешуя. Он инстинктивно делает шаг назад – грязная жижа плещется.

Она достает хвост из воды и показывает Девчонке. Ловит ее подбородок острыми пальцами в ракушках и какой-то иловой слизи и заставляет посмотреть.

– Все с тобой нормально. Просто теперь будет так. – Она убирает руки Девчонки от лица. – Привыкнешь.

Крыса смотрит на Девчонку и понимает, что она хочет что-то сказать, но не может.

– Кажется, что-то с голосом, – говорит он.

Девчонка мычит и быстро кивает.

Пока они оба почти немые и в ступоре, она понимает, что пора. Что сейчас нельзя ждать