Монгольский след - Кристиан Гарсен

у него там родился сын, он намного моложе нас с Сюэчэнь — еще совсем, наверное, ребенок. Нет уж, если кто и является наследником шаманского мастерства, к которому ощутил призвание наш дед, так это я. Разве не доказывает это моя способность управлять снами, а в последнее время еще и слышать в них чужие сны?»

Самым обычным признаком избранности, говорилось в книгах, как раз и были сны — причем, в целом они там рассматривались, как особый язык, как мост на «тот свет», то есть в мир духов. Научиться управлять снами и означает овладеть своим призванием. Путаные, слишком личные или обыденные сны может видеть каждый. О наличии шаманских способностей свидетельствуют только «хорошие» сны — те, что позволяют заглянуть в иной мир. Некоторые из этих сновидений могут быть чудовищными: тело спящего там рвут на части, дробят, разбирают по косточкам, душа его проходит через испытания, которые определят его способности, закалку, посвящение. «Пока что со мной такого не было, — подумал Ванлинь, но ждать, наверное, осталось недолго». В других же снах появляются шаманы-проводники, контролирующие ход сновидения и направляющие спящего в нужную сторону. «Как раз это случалось и со мной в последнее время». Очень важными предвестниками посвящения являются также эротические сны, причем особа, доставляющая вам в сновидении сексуальное удовольствие, сама является шаманом либо вашим будущим духом-помощником. Она станет вашим проводником, нужно следовать ее указаниям. «Все сходится, — сказал себе Чэнь-Костлявый, — вот, оказывается, почему в мои сны проникали чужие голоса, вот почему я встретил ту молодую толстую женщину и почему тощий старый лис показал мне потом ее фотографию. Значит, я должен слушаться ее приказаний».

На следующее утро Сюэчэнь стремительно вошла в комнату брата и без спросу плюхнулась на край его постели:

— Ванлинь, сегодня ночью я видела сон!

Он все еще дремал, поглощенный сновидением без внятного смысла.

— Ты чего? — пробурчал он. — Который час?

— Десять утра. Говорю же тебе — я видела сон. Такого не случалось уже много лет. Я сидела за столом с Эмили Бронте по правую руку и Шарлоттой напротив нее[20]. Держались мы все трое очень сдержанно. Потом подошли Энн и Патрик, постояли рядом с нами, улыбаясь, и снова ушли. Патрик очень похож на Шарлоту, сидевшую почти напротив меня: удлиненное лицо с тонкими чертами, каштановые волосы. Я сказала Эмили и Шарлотте, что и спустя век, и спустя два их у их романов все еще будет много читателей, у романа Энн тоже, хотя и меньше. Вот.

— И… всего лишь?

— Всего лишь? Да это же мой первый сон за много лет! Ты понимаешь?

Взволнованная до невозможности возвращением сновидений, она схватила брата за плечи и расцеловала в обе щеки.

— Я приготовлю тебе чаю, — сказала она, вскакивая с кровати.

Чэнь-Костлявый протер глаза, откинул пятками одеяло, опустил ноги на пол и, зевая, подумал, что сны сестре следовало бы видеть чаще. В своей полосатой пижаме и со всклокоченными волосами он показался себе похожим на Кларка Гейбла[21] — без усов, в фильме Фрэнка Капры «Это случилось однажды ночью». «Уши у него больше моих, — подумал он, — но вообще в этом что-то есть, наверняка».

— Я тоже видел сон, — сказал он Сюэчэнь, входя в кухню. — И знаешь, я снова облажался. Такое было впечатление, что снами мне больше не управлять. А это все-таки обидно — потерять контроль.

Чэнь-Кротиха выдвинула вперед губу и, одновременно, плечи, с холодным видом сказала:

— Ну да, конечно, ты же рулишь снами, а я и забыла, прости.

— Я был где-то в Англии, — сказал Ванлинь, пропустив мимо ушей ее реплику, — на просторном лугу, перед куском брезента, лежащим на склоне пригорка. Приподнял брезент и увидел дыру в земле — черную и сырую, как влагалище у самки яка, и это сравнение меня самого удивило, ведь никогда в жизни не видел яков. И услышал: «Если тебе нужны пояснения, Чэнь-Костлявый, такая ячиха есть у дяди Омсума».

— Кто это сказал? — спросила Сюэчэнь. — Тот мальчишка, забыла уже имя?

— Не сомневаюсь, — сказал Ванлинь. — Но я продолжил смотреть сон, стараясь не обращать внимания на эти подсказки извне или из каких-то внутренних глубин, не известных мне. Спустился в ту рыхлую вагину. Там был маленький коридор, выкопанный во влажной земле, потом другой, под прямым углом к первому, потом третий — он переходил в более широкую и высокую камеру, в которой лежало обернутое в белые пеленки маленькое скрюченное тело — младенец, ясное дело.

«Это он, Ванлинь, это Ёсохбаатар-Девятый, на поиски которого — в другом обличии, конечно, — ты вскоре отправишься. Да, именно его предстоит тебе разыскать».

— Что, опять? Как же его, все-таки?..

— Шамлаян. Да, но он был не один. Мне показалось, я расслышал также костяной голос старика Ху Линьбяо. Едва я запомнил то имя, как сновидение оборвалось — без моего согласия, сон стал пустым, без картинок, тут вот ты и пришла.

— Не очень-то он убедительный, твой сон. Ты на днях упоминал нору в Сибири, а я вчера — Англию, вот оно и связалось.

— Может быть. Но все-таки, я опять слышал подсказки, новое монгольское имя. Сам пока не все понимаю, однако мне кажется, что внутри меня что-то происходит. Не знаю, что бы это могло означать.

Они выпили некрепкого чаю, слушая новости по радио. Потом Ванлинь поднялся, поставил чашку в раковину и ушел в свою комнату. Спустя несколько мгновений он вернулся и протянул Сюэчэнь большой коричневый конверт.

— Прочти это, когда я уеду. Это начало истории. Надеюсь, тебе понравится. Только не сравнивай ее, прошу, с Pride and Prejudice[22].

9. Чэнь-Костлявый закусывает пельменями и утиными лапками, слушает разговор о политике, сам в нем, однако, не участвуя, и переживает краткий приступ хандры

На следующий день Чэнь Ванлиню давать уроков не было нужно. День и квартира были в полном его распоряжении: Сюэчэнь отправилась в Сичэн (Западный район города) к подружке подтянуть математику у ее племянницы. Он воспользовался случаем, чтобы спокойно поработать — продолжить хоть немного повествование о Пагмаджав, которую ему приятно было изображать терзаемой насмешками ее младшего двоюродного брата, Шамлаяна, — по его поводу он остановился на мнении, что мальчишка — шаман, еще не осознавший свое призвание. Параллельно Ванлинь рассказывал о себе самом, при этом размышляя, удастся ли ему устроить однажды встречу — где-нибудь не во сне — обоих главных персонажей — Пагмаджав и его самого.

К полудню он проголодался, открыл холодильник и не обнаружил ничего, чем хотелось