Перелом. Книга 2 - Болеслав Михайлович Маркевич

цвета pensée3, a у самых кистей рук блестели оправленные в золото аметистовые запонки на выдернутых, заметно, с особенным тщанием вперед рукавчиках сорочки безукоризненной белизны; такая же белая линия откладных, по-светски скроенных воротничков, застегнутых такою же аметистовою запонкой, виднелась над совершенно низким воротом рясы. Он держал в левой руке тонкий носовой платок с каким-то голубеньким по бортам его рисунком и небрежно обмахивал им свое черство-бурое лицо, в ожидании, когда кончит говорить его патронесса, не то снисходительно, не то скучливо ухмыляясь крупными неприятными губами.

– Trop «comme il faut»4 даже, – подумала Александра Павловна, мельком взглянув на него и избегая в то же время его, как успела уж она заметить, самоуверенного, чтобы не сказать дерзкого взгляда.

– Парфений Виссарионович Лебедкин, – отчеканил он сам густым грудным баритоном вслед за представлением княгини, развязно кланяясь и первый протягивая свою правую руку навстречу чаемой руки хозяина.

Тот как бы не заметил ее и, не подавая своей, указал ею на стол, за который уж усаживались дамы:

– Милости просим, суп подан, – сказал он ему коротко и сухо.

Развязный «aumônier» несколько опешил, опустился на стул подле Мохова и, развернув свою салфетку, презрительно повел губами.

Троекуров сел в свою очередь подле гостьи. Глаза его мгновенно и беспокойно обежали кругом стола.

– Киры не будет! – поспешно выговорила Сашенька, угадывала, кого искали эти глаза. – У нее, у бедной, ужасно голова разболелась, она легла даже…

– 5-Mais je la verrai, j’espère? – запела княгиня. – Вы знаете, она всегда была ma grande favorite. У нее un je ne sais quoi, которое мне ужасно напоминает ma pauvre Lina défunte.

Она вздохнула, повела глазами вверх и, не переменяя интонации:

– A как вам не стыдно, chère madame Troekourof, что вы до сих пор не видели моей церкви, которую я устроила en sa mémoire… Там прежде театр был в этом флигеле, et pauvre Lina y a même joué le rôle d’Ophélie dans une pièce de Shakespeare, и вот тут теперь я сделала церковь… Хотя это и mon œuvre, но я должна сказать que c’est vraiment charmant… – она еще раз вздохнула и сообщила уже таинственно. – Cela m’a coûté les maux de la tête, plus de cinquante mille, но зато c’est, un vrai bijou, je vous assure-5; спросите отца Парфена.

– Храмик веселенький вышел, действительно! – одобрительно проронил тот, щурясь на молодую хозяйку, с которою сидевший подле нее Мохов болезненно жаждал начать разговор и все не решался.

– «Веселенький»? – саркастично повторил Троекуров (отсутствие княжны дразнило его и подымало ему всю желчь в груди). – Оригинальный эпитет, хотя бы и для «храмика»!

Отец Парфен завернул подкладкой вверх рукав своей рясы, взял тремя пальцами налитую ему дворецким рюмку лафита, причем мизинец, с каким-то на нем женским перстеньком, изящно оттянул вбок, выпил ее залпом и, ставя рюмку на прежнее место:

– По духу времени и характер постройки соответствующий, – проговорил он на манер сентенции и невозмутимо вытер себе губы салфеткой.

– Вот как! – громко уже засмеялся Борис Васильевич, с любопытством глядя на этот, еще не встречавшийся ему экземпляр современного «духовного лица».

– Чело-ве-чественно должно быть, – тем же веским тоном отлил тот, – потому что времена мрачного мистицизма отошли ныне абсолютно во тьму вечности, и жив, и бодр единственно свободный разум человеческий, так чтоб так и говорило, по возможности, – подмигнул даже он при этом.

– О Творце, о Боге должен говорить храм Божий! – воскликнула вся взволнованная Сашенька:

– Конечно, – как бы уступая ей из любезности, ответил он, проводя себе рукой по бороде и ухмыляясь опять своею, «противною» ей, усмешкою, – для массы невежественного народа соответственный сему представлению внешний вид благопотребен и даже, до умственного просветления ее, в некотором смысле неизбежен есть… Иное совсем дело, сударыня, для организма, способного критически мыслить. Как это настоящим образом разуметь, – подчеркнул он, – вопрос большой! Потому что слово Бог — понятие, так сказать, пространственное, растяжимое даже до чрезвычайности… Сами вы, полагаю, небезызвестны, что современная наука, к примеру, никакого прежнего принимания на веру не допускает, и следственно развитая человеческая личность…

Но устремившиеся на него теперь глаза молодой женщины выражали такое негодование и ужас, что он, как бы несколько испуганно, оборвал на полуслове свою проповедь и, для «контенанса», потянулся рукою к кружке за квасом, стоявшим пред ним на столе.

A Аглая Константиновна тем временем, указывая на него глазами, шептала своему соседу:

– Très instruit! On peut parler de tout avec lui6.

И тут же, принимая еще раз свой таинственный вид:

– Je le paye très cher, mille deux cents par an, sans compter les cadeaux. Il m’a été recommandé par madame Bazine, née Savatief – vous savez, cette dame si influente à Saint-Pétersbourg7.

«Она, действительно, колоссальная!» — сказал себе Троекуров, глядя на нее невольно тем взглядом, каким смотрят на редкостное животное…

– A вы в наши страны надолго? – обратился Троекуров любезно к сидевшему против него Мохову.

– У меня поручение в вашем уездном городе, – заспешил ответить тот, – и вместе с тем… Я бы, конечно, не позволил себе… так, от себя, явиться к…

Он запнулся, словно зацепился за бревно на пути, и не продолжал, но внимательно глядевший на него Троекуров понял из выражения его вдруг смутившегося лица, что за этим скрывалось что-то, что он выговорить вслух считал почему-то неудобным.

– Очень рад, напротив, очень рад! – сказал он ему, все так же любезно и поощрительно улыбаясь.

Мохов опустил глаза и наклонил благодарно голову.

– Et moi, vous savez8, я от вас прямо в Москву еду! – громко и тяжело вздохнула вдруг Аглая Константиновна.

– Да-а? – протянула Сашенька: – в деревне так еще хорошо в эту пору…

– 9-N’est-ce pas? – и она вздохнула опять. – Я никогда и не возвращаюсь из моего Сицкого avant la mi-octobre… И вот она заставляет меня теперь тащиться в город par cette chaleur-9 и для таких… неприятных объяснений…

– Кто это? – невольно спросилось Александрою Павловной.

– 10-Mais vous savez, эта женщина, cette ex-Olga Akouline, que mon fils Basile a fait la bêtise d’épouser et qui est si indigne du nom qu’il lui a donné… И она теперь все грозит, что будет на меня жаловаться a Sa Majesté l’Empereur pour un argent que je ne lui ai jamais pris, – примолвила она, изображая движением губ настолько же гадливости, насколько и презрительности к такой невероятной претензии, – и здешний предводитель, un monsieur que je ne connais pas, был у меня и говорил, что если я