Современный индийский рассказ - Читра Мудгал

Младенец вновь всхлипнул. На этот раз поглаживание не помогло, наоборот, он вздрогнул и расплакался. Лакшма взяла ребенка на руки и дала грудь. Тот было присосался, но сразу бросил и сердито заорал. «Что такое? Потерял?» – она бросила беспомощный взгляд на Савитри.

– Дай-ка ему канджи[5].

– Да я бы дала…

– И за чашкой риса послала бы… – Савитри поняла, чего она хочет, и встала на ноги: «Старший-то твой где? А средний?»

«Поди, играют где-то», – Лакшма схватила Савитри за руки и, усаживая ее обратно, сказала: «Посиди еще чуток, сестрица, а? Я вот только лепешки дам ему».

Савитри вновь села, погрузившись в раздумья. Лакшма тем временем встала, отломила кусок засохшей просяной лепешки, размяла его пальцами и принялась совать Чхоту в рот. Тот с явным удовольствием зачмокал.

«А в Квартал ты не ходила еще?» – спросила Савитри и увидела, как Лакшма кивнула.

«Да разве там, в квартирах-то, кто откроет мне? Нашлась парочка господ, открыли. Но стоило мне справиться, нужна ли им кухарка, тут же пошли расспросы: откуда я, да нет ли у меня знакомой, чтоб неподалеку работала. Приведи ее, мол. Мы тебя не знаем, как же так-то нанять тебя? После, конечно, спрашивали, с кем дите оставлю, когда на работу приходить стану. Я отвечала, что двое у меня еще, а этот вот совсем кроха. Одна я, не на кого оставить. Буду с собой брать. Ну, тут уж они дверь-то и закрыли прямо перед моим носом», – у Лакшмы словно ком в горле застрял.

«Ну, ну, ну! Найдешь ты работу. Где-нибудь да найдешь. Я поспрашиваю. Да и ты, встретишь какую знакомую, кто в домработницах ходит, спроси обязательно. Эти, в квартирах, вечно трясутся, как бы их не обокрали. Может, есть кто знакомый, кто работает в Квартале», – Савитри ободряюще похлопала ее по плечу. Украдкой вытерла слезы, взяла себя в руки, чтобы не показывать плохой пример. Потом бодро произнесла, что если призадуматься, то у Лакшмы все ж есть три ее кровиночки. А она вот одна, и на кого ей радоваться? Жила ее семья на берегу моря, и вот всех их прямо средь бела дня унес шальной ураган, и не осталось никого в целом свете, кто бы зажег светильник в доме у Савитри.

«Но я же не умерла с ними. Посмотри!»

Свое горе – плохой утешитель. Но как иголка тянет за собой нитку, так и чужое горе извлекает твердость духа из глубины души. Эта мысль и заставила Савитри разбередить собственную рану. Лакшма сочувственно сжала ладонь подруги.

«Приходи завтра ко мне в лавку. Хозяин, конечно, тот еще мерзавец, но я уж так ему руки выкручу – непременно тебя возьмет. Да вот еще что, ну-ка, отправляй-ка ты старшего за рисом быстренько!»

Лакшма согласно кивнула.

Савитри вышла из хижины подруги и задумалась о печальном положении Лашкмы. Та была хорошей домохозяйкой и работницей. Но такая уж она невезучая, все вмиг рухнуло. Муж ее был рабочим. Каждый день приносил в дом по тридцать рупий. Однажды утром он отправился на стройку двадцатипятиэтажного дома. Только начал переходить с бамбуковых лесов на оштукатуренный балкон, как нога поехала. Гундаппа даже ахнуть не успел, рухнул с пятнадцатого этажа как спелый плод хлебного дерева. Хозяин был мужик наглый. Он доказал, что работник прикладывался к бутылке. Однако тот утром на работу явился совершенно трезвым, пусть накануне вечером и лег спать в подпитии. Изо рта-то еще несло спиртным, конечно, но это ведь совсем не то же самое. Тысячу рупий сунул Лакшме и с концами. Мерзавец.

Все ходили просить за Лакшму к хозяину-подрядчику, но с работы он ее все равно выгнал. Отнекивался, что, мол, в положении она, сидя, что ли, работать станет? А сидячей для нее работы у него нет. Когда умер муж, работник, она уже с пузом была, на седьмом месяце.

Дурные времена. На одно место десять работников. Как тут работу найти? Да еще все вокруг на долю свою тяжкую жалуются, а на поверку – прохиндеи, один чище другого. А случись нужда неподдельная, кто ж в это поверит?

С Чхоту за спиной Лакшма стояла перед лавкой бакалейщика. Савитри заметила ее и подошла к хозяину. Она, как могла, расписала все беды, свалившиеся на Лакшму, и с глазами полными слез умоляла сжалиться над подругой. Но бакалейщик прикрикнул: «Поди своим делом займись!» Беспомощно села она на место и принялась веять зерно в огромной плоской корзине. Возле нее на покрывале лежала куча зерна панджабской пшеницы.

Поначалу хозяин платил по две рупии за мешок. Но позже ему пришло в голову, что так он может прогадать. Со страхом он смекнул: как бы работники не принялись халтурить, стремясь перебрать побольше мешков. А значит, его клиенты, которые живут в квартирах, обнаружат в зерне камни и песок. Они возмутятся, мол, цену заломил, а товар-то негодный. Тогда бакалейщик назначил оплату работникам из расчета за день. Теперь дела пошли на лад. Обе работницы и работник трудились внимательно.

Хозяин освободился от покупателей и обратился к Лакшме. Спросил, где она прежде работала. Она ответила, что работала с мужем, пока тот был жив, таскала мешки со штукатуркой и кирпичи, но последние полтора года не было у нее постоянной работы. Услышав такой ответ, хозяин с сомнением окинул ее взглядом и, приподняв бровь, поинтересовался, единственный ли у нее ребенок, который висит за спиной. Узнав, что есть еще двое детей, бакалейщик тут же поинтересовался, сколько им лет. На что та храбро ответила, что старшему шесть, а среднему четыре.

Едва слова слетели с ее губ, хозяин лавки решительно отказал ей: «Да как же тебя на работу-то взять? Как многодетной-то доверять? Работала тут у нас одна многодетная, так такой скандал с ней вышел, что и сказать не могу. Стоило ей сесть за работу, тут же кто-нибудь из детей к ней пристраивался. Уж не знаю как, но плутовка по два, а то и по четыре килограмма зерна таскала, я чуть умом не повредился: все пытался понять, как она это делает. А когда спросил, она мне в ответ: “Хозяин, мусора много очень!”» Затем бакалейщик приблизился и многозначительно заглянул Лакшме в лицо. Он бесстыже улыбнулся и заявил: «Заклад нужен какой-никакой, украшение там, например. Чтоб я на работу мог тебя взять! Для гарантии, чтоб в каждом мешке не больше полкило мусора набиралось. А