Современный индийский рассказ - Читра Мудгал

«А, значит, нет дыма без огня. Так это ты подала своим дружкам знак, чтобы они разыграли этот спектакль о защите твоего достоинства и ни за что ни про что пустили честь нашей семьи с молотка… Ты?» Отец распалялся все сильнее; он окончательно вышел из себя и, не обращая внимания на больное колено Ниту, схватил ее за руку и потащил в комнату. «Все, чего мы достигли с таким трудом, ты коту под хвост пустишь…»

Мать сильно забеспокоилась; она убавила огонь на плите и бросилась в комнату Ниту. Но вместо того, чтобы осудить отца за несдержанность, принялась ругать дочь: «Ну что это за спектакль, Ниту? Ты не успокоишься, пока вся округа у нас дома не соберется?»

За прошедшие три дня Чинки уже многому научилась. Одного тревожного взгляда матери было достаточно: она тут же бросилась запирать полуоткрытые окна, чтобы разговоры и крики не были слышны за пределами дома. Дальнейший сценарий известен: заперев окна, Чинки побежит к папиному транзистору, включит первую попавшуюся мелодию и выкрутит до предела громкость…

Ниту перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, чтобы задушить подступающие к горлу слезы. Дышать стало тяжело. Ну и пусть. Жестокий план вырисовывался у нее в голове все более отчетливо. Она не поднимет лицо от подушки. Задохнется – ну и ладно. Лучше уж покончить с собой, чем медленно умирать под их давлением.

Она еще сильнее сжала углы подушки в кулаках.

Очнувшись на мгновение от звука знакомых голосов, Ниту обнаружила, что комнату заполняет мгла, стелящаяся легкой дымкой до самых стен. Из-за занавесок в комнату проникал свет уличного фонаря; казалось, он напряжен, как натянутые веревки качелей, и только и ждет момента, чтобы пуститься в пляс. Стоит занавеске пошевелиться, как на полу начнется бал теней…

По телевизору, наверное, идет какой-то сериал. Комедийный. То и дело раздается звонкий, непринужденный хохот Бинну и Чинки: он сливается с закадровым смехом. Видимо, вся семья собралась возле телевизора. На кухне свет не горит. Поблизости не слышно ни единого звука: кажется, путь свободен. Ниту знает, что на тумбе, стоящей возле стены во дворе дома, лежит беспроводной телефон отца. Прошлой зимой муж старшей сестры привез его из командировки в Сингапур и подарил отцу с особым смыслом. Отец, мол, много времени проводит в уборной. Там и газеты читает. Зазвонит телефон – неудобно бежать к нему. А этот прибор избавит отца от такого рода затруднений. Ниту нужно позвонить своей подруге и однокурснице Намрате. Намрата уже несколько раз ей звонила, и всякий раз ей рассказывали все ту же лживую историю. Но Намрата точно знает, что Ниту собиралась выехать из Бхопала 30 августа. Ниту ей об этом сообщила. Она хочет рассказать подруге, как она задыхается здесь, в родном доме, как родители держат ее взаперти. И что жертвой нападения маньяка-таксиста стала она, ее единственная подруга Ниту, Ниту и никто иной!

Однажды Ниту взяла в туалете бумагу, карандаш и конверт и набросала пару строчек Намрате. Потом она знаком поманила Бинну в свою комнату, положила письмо в карман его брюк и взмолилась: «Спустись потихоньку вниз, пока никто не видит, и опусти его в почтовый ящик!» Но вместо этого Бинну отнес письмо прямехонько отцу в руки. И это тот самый малыш Бинну, который так боялся демона-ракшаса[2] из сказки о ракшасе и царевиче, что не мог успокоиться и уснуть, пока не обнимет Ниту…

Она беззвучно, как кошка, на цыпочках подкралась к тумбе, взяла телефон, достала антенну и включила его. Набрала номер Намраты. Дозвонилась! К телефону подошла мать подруги: «Алло! Кто говорит?» Но едва Ниту собралась попросить ее позвать к телефону Намрату, как кто-то силой выбил телефон из ее рук. Перед ее изумленным и испуганным взглядом предстал старший брат. Глаза его сверкали как у демона: «Кому это ты звонишь?..»

«А что, мне уже и звонить запрещено? – возразил ее внутренний голос. – Мне теперь без твоего разрешения ни пошевелиться, ни вздохнуть нельзя?» Ее трясло от гнева, но губы лишь беспомощно вздрогнули, не в силах проронить ни звука. Что происходит? Почему она ничего не говорит?

Брат поднял телефон, велел Бинну отнести его в свою комнату и отругал стоявшего неподалеку отца за непредусмотрительность: разве можно было оставлять телефон на тумбе?

«Пойдем, посидишь с нами, новости английские посмотришь… А Чинки пока на стол накроет», – успокаивающим голосом сказала мать, вознамерившаяся усадить ее со всеми в гостиной.

Прочитав в изумленных глазах отца немой вопрос, она поспешила его заверить: «Сейчас вроде никто к нам не собирается. Да если и придет кто, быстро отошлю ее к себе…»

Мать чуть не лопалась от показного сочувствия. Ниту сбросила ее руку со своего плеча и, стараясь ни с кем не встретиться взглядом, развернулась и отправилась в свою темную комнату.

С трудом сдерживаемый поток гнева прорвал плотину, и из глаз бурной рекой потекли слезы…

Мать проследовала за ней до самой кровати. Как обычно, она запустила пальцы в волосы дочери и принялась их теребить и массировать голову Ниту, пытаясь ее успокоить: «Наберись терпения, дочка. Только терпение помогает нам пережить трудные времена. Все, что мы делаем, это ведь для твоего же блага!»

Во дворе старший брат говорил о ней с отцом. «Совсем уже умом тронулась», – сказал он по-английски.

Голова у Ниту шла кругом. Как же хотелось вытащить пальцы матери из своих волос и переломить, как кончик заточенного карандаша. Прикосновение рук матери словно сдернуло покрывало лжи и обнажило страшную правду: между ними больше не было той связи, что прежде. Поверить невозможно: мать гладит ее, а она лежит, как деревянная, и не может прижаться к ней, спрятаться в ее объятиях.

В комнату заглянула Чинки: «Еда готова, отец и братья уже сидят за столом», – сообщила она.

«Скажи им, пусть без нас начинают… Да, вот еще что, – голос матери вдруг стал загадочным, – возле плиты в металлической плошке стоит отвар. Перелей его в стакан и принеси сестре. Да побыстрее! Надо до еды принять».

«Сейчас принесу!» – Чинки бросилась на кухню. Проходя со стаканом через гостиную, она не забыла сказать мужчинам, чтобы начинали есть.

«Вставай, Ниту, выпей немного отвара перед едой». Чтобы поднять дочь, мать просунула руку под ее шею.

«Отвар? Что еще за отвар?» Внутри все сжимается от голода.

«Чинки, ты давай, ступай отсюда…», – мать взяла стакан из рук младшей