Разговоры в рабочее время - Нелли Воскобойник

речи, которые следует внимательно выслушать. Пациент взволнован уже тем, что добрался, наконец, до Самого. Он путается в своих бумажках, подсовывает вместо результатов биопсии прошлогоднее направление на анализ мочи и попутно рассказывает об икоте и отрыжке, которые замучили его во время желудочного гриппа. В этом бурном потоке информации врачу надо ухитриться выявить главную сюжетную линию.

Я всегда приятно изумляюсь, когда после такой часовой, как мне казалось, бессмысленной беседы, которую я перевожу, читаю врачебное заключение. В цепочку выстраиваются семейные и личные предпосылки, первые признаки заболевания, первые попытки лечения плохо диагностированной болезни, потом данные, которые позволили поставить правильный диагноз, а затем план лечения с разветвлениями на случай разной реакции организма. Вот она, главная работа.

А кроме того, надо вести наблюдение за больными, лечение которых закончилось в прошлые годы, – за сотнями больных! Не возвращается ли болезнь? Нет ли побочных явлений от лечения?

Само собой, консультации. Хорошему врачу по многу раз в день звонят коллеги. Просят совета, присылают снимки, обсуждают редкие случаи. Есть еженедельные обсуждения больных в своем отделении и в других, сопредельных – у рентгенологов, хирургов, отоларингологов, педиатров.

Есть свежая литература. Не проследишь за ней в течение нескольких месяцев, не съездишь на важные конференции – и всё, ты отстал, ты живешь в прошлом мире, ты не знаешь самого важного. Конец карьере…

А кроме всего прочего, есть еще и обучение – не только и не столько студентов, сколько молодых ординаторов, готовящихся к экзаменам. Учить надо обязательно! Это и служебный долг, и собственный интерес: обученный врач – помощник, а новенький – только путаник и даже какой-то диверсант. А самое главное, учить – это потребность настоящего ученого и крупного врача. Они переполняются своими знаниями, как вымя голландской коровы молоком, и потребность кормить – отдавать накопленное молодым, талантливым, нетерпеливым и жаждущим – биологическая. Не будь ее, не развивалась бы наука, остановилась медицина. Школьный учитель учит по обязанности. Блестящий врач или ученый – по потребности. И чем лучше ученик, чем яснее, что знания передаются, усваиваются и умножаются и из молоденького олуха растет крепкий конкурент, тем выше, обильнее и прозрачнее волна подробностей, которую обрушивает старший на младшего.

Замечательный эпизод наблюдала недавно. Две молоденькие, очаровательно нежные, грациозные, умненькие ординаторши докладывают Марку свои соображения о больной, которая лежит на кушетке. Марк отчего-то сомневается в их выводах: «Нет, посмотрим вместе еще раз!» Он раздвигает пышные ягодицы пациентки и всматривается во что-то, мне не видное. Очки мешают разглядеть какую-то подробность, он поднимает их на лоб, приближается ближе к рассматриваемому объекту, еще ближе – его подбородок утоплен в кушетку, прогибающуюся под телом, лицо почти соприкасается с… ну, не знаю, как это назвать… девочки в полуобмороке от такого интимного прилегания… и вдруг: «Великолепно! Вот видите это углубление? Я же говорил, что диагноз неправильный!» А дальше блестящая получасовая лекция о различии между двумя формами анальных опухолей.

И все это должно уложиться в 10–12 часов. Потому что даже хороший врач должен спать и есть, ходить на свадьбы родни, учеников и пациентов. Когда-никогда прочесть недельную главу Торы. Повидаться с собственными детьми и внуками.

Он страшно занят! Такие трюки, как говорить по телефону с одним, просматривать снимки другого, а третьему показывать жестом, куда ему сесть для длинной беседы, – жизненно необходимая способность. Кто этому не научится, большим врачом никогда не станет – просто не успеет!

На днях Марку звонил пациент. Разговор был такой: «Привет, брателла! Помнишь меня? Я Моше Коэн. Конечно помнишь! Ты ведь меня вылечил в девяносто седьмом году – такой хороший врач! Смотри, брателла! Ты тогда давал мне беленькие таблетки – у меня тогда живот болел. Кругленькие такие… Слушай, выпиши мне еще раз. Они отлично помогают. Будь другом, пришли рецепт факсом. Ну, пока!»

Марк кладет трубку, смотрит на меня, хихикает. Чувство юмора не изменяет ему никогда. Иначе не выживешь.

Об умных и дураках

Одна из наших сотрудниц круглая дура. Настолько, что я иногда замираю, любуясь геометрическим совершенством ее ментального статуса. Дурость ее интуитивно-очевидна и не нуждается в доказательствах. Изучая ее поведение, я делаю важные заключения о природе глупости, а отталкиваясь от них, и о природе ума. Она пишет без ошибок на трех языках, пользуется текстовым редактором и водит машину. Когда она молчит, все в полном порядке. А когда говорит, ее шеф, человек умный, нервный и капризный, сжимает зубы и медленно выдыхает через нос. Увидев что-нибудь живое – жука, мышку или лягушку, она издает пронзительный визг, слышный на нескольких этажах, а в наших специфических краях означающий только одно – женщина увидела пояс шахида, и рука его уже тянется к кнопке… Однако это пустяки. Так, нервность… Главное – другое.

Мы с вами рассматриваем события, из которых соткана наша жизнь, как имманентно наделенные важностью и значимостью. Множество кривых распределения важности заполняет наше сознание, и каждый объект, событие или ожидание события находят на этих кривых свое место. Собственно, жизнь наша и состоит в том, что объекты, люди, события и ожидания перемещаются по шкалам своей значимости, иногда уходя за горизонт, так что в это время никакая другая мысль не способна отвлечь нашего внимания. Дурак не знает никаких распределений. Все вещи одинаково важны. Все вопросы требуют одинаково срочных ответов.

Она взволнованно влетает в кабинет босса в минуту, когда тот решает сложнейшую проблему, цена которой – будет жить или умрет его пациент. Он напрягает всю силу интеллекта, обращается в туманные глубины своего «я», выуживая помощь интуиции, прикидывает, как бы поступил доктор NN, подбрасывает доводы за и против и уже приближается к некой точке равновесия, которая и будет решением задачи. Мысль медленно сползает в выстроенном им многомерном пространстве размышления к правильному решению. В это время секретарша гневно говорит: «Я уже полчаса стою здесь перед тобой и спрашиваю, заказывать ли мне третий ключ от твоего кабинета или нет?! Я не могу работать в таких условиях! Ты не отвечаешь на мои вопросы! Ты не уважаешь мой труд! Ты не ценишь моих усилий!» Ее голос проникает в его сознание и обрушивает тонкие своды уже достигнутых соглашений между «да» и «нет». Он поднимает на нее глаза и говорит сипло:

– Выйди из кабинета и никогда больше сюда не заходи.

Она горько плачет в своей секретарской, не закрыв дверь в коридор. Все проходящие (и ее шеф тоже) слышат в десятый раз душераздирающий рассказ о пережитых ею унижениях. Дело безнадежно! Она никогда не пробовала думать