Сердце женщины - Мухаммед Паруси Матви

обыкновению, вышла в прибольничный садик; здесь увидела старика, которому никак не удавалось сесть на скамью. У него была ампутирована правая нога, а протезом он еще не научился пользоваться. Халима помогла несчастному старику и присела рядом с ним, утешая его и осторожно расспрашивая, что с ним случилось. Вздохнув, старик продекламировал:

Ах, Кямиля бинт Аббас,

Шейха мудрого дочь,

Коль рок преследует нас,

Кто тут может помочь?[4]

— Нет силы и могущества, кроме как у Аллаха, — продолжал он. — Слушай, дочь моя, я расскажу тебе все. Мы с женой мирно жили в жалкой лачуге, довольствуясь самым необходимым. Немного денег нам присылал единственный сын, уехавший на поиски заработка. Однажды в наших краях появились жандармы. Они направились прямо к нам — искали сына. Его обвиняли в том, что он, как участник движения сопротивления, собирал оружие и взрывчатку. Клянусь Аллахом, дочь моя, мы не знали об этом. Жандармы перевернули все вверх дном, но ничего не нашли. В злобе и гневе они подожгли дом. Сгорело все наше имущество. Бедная моя жена не совладала с собой. Она схватила жандарма за руку и прокричала ему в лицо проклятия. Он отшвырнул старуху так, что она растянулась на земле. Тут я не выдержал, схватил палку и бросился на жандарма. Но в тот же миг другой жандарм выстрелил в меня. Жена перевязала рану, положила жир, растопленный на огне и смешанный с солью и пеплом. Но наше деревенское средство не помогло. Боль в ноге усилилась. Я ожидал смерти и даже мечтал о ней, чтобы избавиться от мучений. Как я мучился!.. На третий день соседи понесли меня в больницу. Не было ни машины, ни повозки. Люди сделали носилки, водрузили их вместе со мной на осла, и четверо парней, поддерживая, сопровождали меня. В лазарете оказали первую помощь, но сказали, что нужно ехать в город, потому что началось заражение крови. Меня отвезли в эту больницу, и врачи сразу же ампутировали ногу. И теперь я такой, каким ты видишь меня, дочь моя…

Старик до слез расстроился от того, что так поздно узнал о движении сопротивления: сил-то ведь у него уже не было. Он со вздохом вспоминал патриотов, действовавших в дни его юности:

— Я был широкоплечим, сильным, работал грузчиком в порту, в Бизерте. Никогда не забуду одиннадцатое сентября двадцать четвертого года{8}, когда мы объявили забастовку в знак солидарности с рабочими нашей столицы — Туниса. Немедленно прибыли колониальные войска, чтобы усмирить нас. Произошло столкновение. Солдаты открыли огонь, мы же были безоружны. Мои товарищи Юсуф бен Али и аль-Араби аль-Куми были убиты, другие попали в тюрьму, были отправлены в ссылку. Меня выслали из Бизерты под предлогом, что я не тамошний коренной житель. Я перебрался в город Матёр. Побродив, поскитавшись по свету, я наконец поселился в той лачуге, о которой тебе уже рассказывал…

Старик помолчал, потом заговорил вновь:

— То было совсем иное время, дочь моя. Сейчас борьба ведется по-другому. А на что я теперь способен? Могу лишь молиться об успехе борьбы, чтобы окончился этот проклятый кошмар… Мне ничего на свете не надо, только бы увидеть, как придет конец империализму. Я завещал родным: когда мы добьемся независимости, обретем свое достоинство, завоюем свободу, пусть они, если я уже умру, придут на мою могилу и скажут об этом.

После знакомства с медсестрой Суад Халима больше не тяготилась своим пребыванием в больнице. Благодаря ей она была в курсе всех событий и теперь внимательно прислушивалась к ее советам. Суад сумела убедить Халиму, что пока ей надо избегать волнений и воздерживаться от опасных заданий. Она доказала Халиме, что в национально-освободительной борьбе рискованные действия — еще не все. Есть другие области, не менее важные, где требуются усилия честных патриотов: забота о семьях заключенных и сосланных, помощь арестованным, раненым, сбор средств в фонд движения сопротивления, связная работа в партии. Да мало ли что еще!..

Однажды Суад попросила:

— Разреши, подруга, взять ненадолго твое покрывало и обувь.

Халима подумала, что Суад понравилось то новое покрывало, что было на ней в день отправки в больницу.

— Пожалуйста, — ответила Халима, — но мои туфли будут тебе велики, ведь нога у меня большая, как у мужчины.

— Спасибо. Туфли я примерю, может, и не подойдут. Но покрывало-то наверняка подойдет. Не так ли?

— Да, конечно. Всегда рада исполнить твою просьбу, Суад.

* * *

На следующий день, вечером, Суад подошла к Халиме и пригласила на осмотр к врачу. Халима пошла за ней по коридорам. Но скоро стало ясно, что дело тут не в осмотре: врача не было, кабинет был пуст.

Просто Суад хотелось поговорить с Халимой наедине.

— Спасибо тебе за покрывало и за туфли, — начала она.

— Это мой долг, Суад. Не за что благодарить. А что, туфли подошли?

— Да, размер подходящий, только не для меня. Дело в том, что вчера был устроен побег из госпиталя одного из участников движения сопротивления. Он вышел отсюда, переодетый в женское платье, в твоем покрывале и туфлях. Только благодаря этому ему и удалось скрыться от полиции, которая дежурит у главного входа в больницу. Его арестовали еще двадцать второго февраля. Он шел в первых рядах демонстрантов перед зданием главной администрации. А под пальто прятал наше знамя. Когда колонна достигла здания, он вынул знамя, поднял его, и оно взвилось над головами демонстрантов. Полиция и французские войска открыли огонь. Он был дважды ранен: в руку и в плечо. Солдат метил в ту руку, что держала знамя. Нашему товарищу не удалось уйти от полиции. Его под охраной доставили в нашу больницу. Два дня назад подпольщики получили указание организовать его побег. Вот мы и решили, что лучше всего ему переодеться в женское платье и выйти открыто, на глазах у полиции и шпиков, которыми кишат коридоры больницы. Наш план удался как нельзя лучше. На углу улицы Баб эль-Манара его ждала машина, которая умчала его в безопасное место. Так вот, Халима, ты тоже приняла участие в этой операции, твое покрывало оказалось плащом-невидимкой, словом, как в сказке из «Тысячи и одной ночи». А твои большие туфли ему очень жали. Но он решил стойко перенести это неудобство. Ведь пройти-то ему нужно было только до машины…

11

Минуло десять дней. Абдальхамид не появлялся. Халима начала волноваться. Она спросила сестру Суад, что с ее мужем. Суад ответила, что сейчас ему лучше не