Астра - Сидар Бауэрс

Она легонько коснулась рукой приборной панели.

– Ну же, Дженис, давай, – сказала Клода. – Неужели прямо посреди дороги ты хочешь нам такую свинью подложить?

Она бросила взгляд через плечо назад – машина была полностью загружена коробками, картинами в рамах, мешками для мусора, наполненными одеждой. Ее восьмилетняя дочка Сатива соскользнула с сиденья и спала на полу вместе с кошкой, потные рыжеватые волосы малышки налипли на лицо, как залитые чаем кружева. Потом Клода взглянула в боковое зеркало заднего вида и убедилась, что машина Фридома едет за ней на совсем небольшом расстоянии. Она слегка расслабила сжимавшие руль руки. Все в порядке. Пока дети мои со мной, подумала она, у меня есть все, что мне нужно.

Последние три года Клода с двумя своими детьми жила в городке Нельсон в провинции Британская Колумбия с мужчиной, у которого были длинные рыжие волосы и охочие до работы руки. Дэйл зарабатывал на жизнь, выращивая в сарае коноплю. На плече у него всегда болталось ружье, он говорил, что это из-за воров, покушающихся на его дурь, хотя Клода никогда не видела поблизости ни одного подозрительного, который совал бы свой нос куда не положено. Честно говоря, Дэйл ей вообще не особенно нравился, но она не обращала внимания на его приступы ярости и теории заговора, потому что Фридом ходил в местную среднюю школу, Сативе нравилась Катерпиллар – рыжевато-каштановая кошка Дэйла, а дом напоминал Клоде дом ее деда с террасой перед входом и крепкими оштукатуренными стенами. Она осталась здесь, потому что после рождения Фридома переезжала с места на место уже раз двадцать, и у нее просто не было сил ехать куда-то еще. Они жили на чердаках, в общинах, в затхлых вигвамах, в маленьких лачугах на Галф-Айлендс, в скрипучих лодках, в женских приютах и даже в переоборудованном железнодорожном вагоне, установленном во дворе дома профессора неврологии в Ванкувере. Но ни в одном из этих мест она не чувствовала себя как дома и в безопасности и потому решила остаться в Нельсоне с человеком, которого не любила. Хотя, разве на самом деле здесь есть какая-то разница? Она слишком устала, чтобы как раньше думать о романтике, о любви или продолжать искать кого-то, кто будет ей по душе. А Дэйл, надо сказать, был совсем не плохим мужиком. Он становился омерзительным только тогда, когда «входил в раж». Но она уже давно убедила себя, что детей это не коснется. Что они ничего не заметят. Что они никогда не узнают.

Но прошлой ночью, когда мяуканье новорожденных котят Катерпиллар не давало Дэйлу уснуть, он встал с кровати, разбудил Сативу и заставил ее смотреть, как вынимает их совсем еще мягкие тела из картонной коробки, швыряет в наволочку и завязывает наволочку веревкой на узел. Клода ничего не сказала, когда он выволакивал ее брыкавшуюся и оравшую дочку по прогнившим ступенькам террасы, потом тащил по покрытому мхом двору и дальше по колено в воде по заросшему ряской, игравшему лунными бликами пруду, в который он опустил наволочку с котятами и держал ее там, пока они не перестали шебуршиться. Вот тогда, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, Клода в конце концов очнулась от охватившего ее оцепенения. Ну ты и дура, подумала она. Слабая женщина. Если прямо сейчас не прочистишь себе мозги, детей у тебя больше не будет.

Она бросила взгляд на темный дом с опущенными занавесками на окнах, потом перевела глаза на дочку, рыдавшую и дрожавшую в воде. Надо их отсюда вытаскивать. Прямо теперь. Но без денег, без работы, без чего бы то ни было, что можно было бы кому-либо предложить, она могла думать только об одном месте, куда им оставалось податься.

Вот так она снова очутилась на дороге. Пар, валивший из-под капота, вихрился на лобовом стекле, когда минивэн, совсем выбившись из сил, вскарабкался на последний холм и покатился с него в долину. Вокруг все было так же, как запечатлелось в ее памяти: низкие скалистые горы к западу, запах сосен, отблески речки Уиллоу, черной как вороново крыло. Она остановилась перед дощатыми воротами, увенчанными аркой, на которой красовалось выцветшее от времени название Фермы.

Когда позади микроавтобуса затормозил Фридом, Клода вышла из машины и босиком подошла к раскрытому окну его машины.

– Ну что? Теперь ты вспомнил? – спросила она, засунув голову внутрь.

Задняя часть его драндулета тоже была набита битком, но здесь было больше порядка, чем у нее. На полу аккуратные стопки книг. На сиденье две корзины для белья со сложенной одеждой и коробки с обувью.

– Мне было пять лет, когда мы в последний раз сюда приезжали. Хватит меня заставлять вспомнить это место, – ответил он.

– Хорошо, прекрасно. Я только думала, что этот вид сможет вызвать у тебя какие-нибудь воспоминания, и тогда ты станешь себя здесь лучше чувствовать.

В его взгляде сквозила недоверчивость.

– Да нормально я себя чувствую, Кло. Не я только что бросил хахаля. Ты-то как сама?

– Отлично. Это давно пора было сделать, – чирикнула она в ответ, хоть и не вполне искренне. Она была напугана? Несомненно. Взволнована? По всей видимости. Но, может быть, она действовала чересчур поспешно? Дэйл ведь их содержал, и это было чистой правдой. Не слишком ли она много на себя берет, чтобы все еще гоняться в поисках пристойного жилья, так страстно желать его обрести? Ведь, черт возьми, сороковник не за горами маячит, а самое ценное ее сокровище – эта гнилая развалюха на четырех колесах.

Клода подняла руки и потянулась, расслабляя напрягшуюся спину, на запястьях звякнули браслеты, а Фридом тем временем включил приемник, потом нервно вцепился в руль. Его пепельно-светлые волосы, которые в детстве Клода ему отращивала и заплетала в косичку, свисавшую на спину, теперь были коротко пострижены и скрыты под шапкой. Ей бы не стоило больше сравнивать его с тем, каким он был в детстве, ведь он уже почти взрослый мужчина. Но иногда, когда он на нее смотрел, ей казалось, что он снова стал шестилетним мальчуганом: круглолицым, озорным и зависимым. А когда сын замечал на себе ее взгляд, он будто деревенел, отдалялся от нее, становился каким-то чужим. Тогда ей приходилось с этим смиряться и глубоко дышать, чтобы сдерживать слезы. Наверное, в этом мире Фридом был единственным человеком, который мог сделать ей так больно.

Она еще раз на него посмотрела, потом взглянула на поля по другую сторону ворот, поросшие высокой травой, колючими кустами и