Севастопольский камень - Леонид Васильевич Соловьев

упрямо держал курс к советскому берегу. На рассвете четвертого дня наш дозорный катер заметил баркас и привел в порт.

Сестрица Аленушка выплыла все-таки на бережок…

Когда старый боцман Прохор Матвеевич Васюков, мой давний приятель, рассказал мне историю Аленушки, я, понятное дело, схватился за блокнот. Старику это не понравилось.

— Не люблю, когда ты записываешь, ровно следователь какой. Да и чего записывать; вот лучше послезавтра пойдешь к ней на свадьбу, там и запишешь.

Я вытаращил глаза. Прохор Матвеевич пояснил:

— Она здесь сейчас, в нашем городе. Она своего Степку разыскала. Он после ранения демобилизовался и тут у нас в порту служит, в гражданском флоте. Вот получает как-то раз письмо — с месяц тому назад. «Степа, милый, дорогой», и всякое там подобное, «помнишь ли ты меня», и так и далее, «а я тебя всегда помнила», и всякое там подобное. А у него, у Степана, левой ноги нет, на протезе он ходит. Значит, мысли всякие лишние в голове, да наслушался еще о разных женах, которые своих калеченных мужей бросают, и вот влезла ему в голову дурь. «Нет, — думает, — не быть мне теперь женатым, проживу как-нибудь один». И пишет ей ответ: «Забудь меня», и так далее… Отправил… На сердце кошки скребут, ходит злой, лицом темный. Сидит как-то вечером дома, книжку читает. Открывается дверь; глядит — она! Подходит к столу и так ему говорит: «Прошу, — говорит, — извинить, что без приглашения явилась. Я подарок твой принесла — перстенек… На, возьми… Эх, Степан, Степан, мелкий у тебя характер. Мне уж как трудно у немцев было, а я себя соблюдала и к тебе вырвалась. А ты здесь, на родной земле, среди своих людей и то свихнулся!» Она думала, что он себе другую завел — вот и обиделась. Положила перстенек на стол — и к двери. «Прощай! — говорит. — Я тебе не судья, суди себя сам!» Тут уж он вытерпеть не мог, рванулся к ней, а нога-то не гнется — он за собой волочит ногу через комнату. Она как только глянула— сразу все поняла; вот скажи, какое сердце угадливое! «Да ты, — говорит, — Степан, может, из-за ноги мне такой ответ написал?» Он, конечно, сознался, и тут пошел у них разговор и всякое там подобное — словом, послезавтра свадьбу играют. Приходи!

И я на этой свадьбе был, вино и пиво пил, по усам не текло, потому что их нет у меня, а в рот кое-что попало. Я видел Аленушку и могу засвидетельствовать, что такие красивые девушки встречаются не часто. Видел жениха, немного ошалевшего от счастья и гордости, видел Игната Проценко и смуглого Сашу Янаки, в черных глазах которого, обращенных на Аленушку, можно было ясно прочесть упрек! Старичок бригадир, тоже присутствовавший на свадьбе, подвыпив, с воодушевлением рассказывал о бегстве из-под фашиста, беззастенчиво приписывая главное геройство в этом деле себе самому. Прохор Матвеевич в конце пиршества разошелся и произнес горячий тост, закончив его словами:

— Желаю счастья и всякое там подобное!..

Мы, гости, дружно подняли стаканы и выпили за молодых и за женскую благородную верность!

Возвращение

Севастопольский камень!..

Долго странствовал он по всему Черноморью, переходя из рук в руки, от одного моряка к другому, наконец, достойно завершил свой славный боевой путь. Встанем «смирно», товарищи! Севастопольский камень положен на свое место!

Вы помните легенду о камне? Она родилась на Черном море летом 1942 года, в те трудные, тяжкие дни, когда мы, стиснув зубы, медленно отходили на Кавказ и на Волгу. Но по-прежнему непоколебимой оставалась наша вера в победу, — отступая, мы смотрели все-таки на запад.

Мы оставили тогда и Севастополь. А вскоре по черноморскому берегу прошел слух о севастопольском камне.

Рассказывали, что ударил снаряд в набережную близ памятника «Погибшим кораблям» и выщербил из парапета небольшой гранитный осколок — так примерно в ладонь величиной. Какой-то неизвестный моряк из последних отрядов прикрытия подобрал этот гранитный осколок, сказав товарищам:

— Клянусь вернуться в родной Севастополь! Клянусь, что своей рукой положу этот камень на место и крепко впаяю в цемент, чтоб лежал он во веки веков нерушимо! А до тех пор буду носить его на груди — пусть он все время жжет меня и тревожит, пусть не будет у меня других мыслей, кроме одной — отплатить сполна фашистам, сбросить их из Севастополя в море!

Не пришлось герою выполнить свою клятву — смерть помешала. Прощаясь перед смертью с товарищами, он передал камень и свой последний наказ:

— Он должен вернуться в Севастополь, должен быть положен на свое место, и обязательно рукой моряка.

Много ходило потом рассказов и слухов об этом камне: был он будто бы у моряка-снайпера, а после его гибели перешел к разведчику из десантного батальона морской пехоты, от разведчика — к артиллеристу, затем — к летчику и, наконец, попал на катер-охотник. Говорили, что моряки принесли севастопольский камень по всему Азовскому побережью от Таганрога до Геническа, что побывал он и в Новороссийске и в Николаеве… Словом, очень много рассказывали, но никто из рассказчиков не мог похвалиться тем, что видел камень своими глазами, держал его в своих руках.

И некоторые начали уже подумывать, что, может быть, на самом-то деле никакого камня нет и никогда не было, что вся его история — это одна только легенда, разговоры… Действительно, странное дело: все кругом говорят: «камень», «камень», а где он, этот камень, каков он с виду, у кого он хранится — никто не знает!

Я, впрочем, о севастопольском камне знал побольше других. Есть у меня на Черном море давнишний приятель — старый боцман Прохор Матвеевич Васюков, человек известный, уважаемый, великий мастер рассказывать разные удивительные истории, хранитель бесчисленного количества морских легенд и преданий. Признаться, я давно догадывался, что добрую половину своих историй Прохор Матвеевич сам сочиняет, но свои догадки я хранил при себе и никогда не высказывал их старику, боясь рассердить и обидеть его. Прохор Матвеевич всегда очень заботился о том, чтобы его рассказы звучали вполне достоверно, и всякий раз начинал с длинного предисловия — где именно, когда и с каким человеком все это случилось.

А вот недавно в дружеской беседе я промахнулся. Дело в том, что впервые о севастопольском камне я услышал именно от Прохора Матвеевича недели через две после ухода наших войск из Севастополя. Тогда на море никто еще не знал этой легенды, и только много времени спустя она стала общеизвестной. «Да