Алчность - Анита Берг

То, что он увидел, наполнило его такой яростью, что места для страха совсем не осталось. Его мать была распростерта на земле, ее одежда задрана, панталоны спущены до лодыжек. Над ней стоял дикого вида мужчина и стягивал с себя штаны, а мать смотрела на него с выражением ужаса. Ладонью она зажимала себе рот — как будто подавляла крик. Времени на раздумье у Дитера не было.

— Эй ты, подонок, оставь мою мать! — приказал он, выступая на небольшую полянку. Трясущимися руками он поднял оба пистолета и прицелился. Ему повезло: одна пуля попала мужчине в живот, а вторая в пах.

Отдача сбила мальчика с ног, а его руки сразу онемели. Но разум его был холоден — он спокойно смотрел, как тело мужчины почти грациозно выгнулось дугой и он рухнул в траву. Звук выстрелов разорвал тишину ночного леса и, отражаясь от деревьев и пробуждая на своем пути птиц и зверей, полетел прочь. В лесу немедленно воцарилась какая-то какофония.

Мать рывком вскочила на ноги и натянула панталоны. Ничего не говоря, она лишь протянула сыну руку, трясущуюся, будто она стала старухой. Мальчик взял мать за руку и повел назад, к месту их ночлега. Все так же молча, они торопливо собрали свои пожитки и тихо растворились среди деревьев, стараясь двигаться как можно быстрее и неслышнее. Оба они думали о трупе, оставшемся лежать на траве, и о том, не было ли у того человека товарищей.

Они шли всю ночь и только на рассвете остановились у небольшого ручейка.

— Благодарю тебя, сынок. Ты проявил такую храбрость, что твой отец будет гордиться тобой, — сказала Софи.

Дитер подумал, не сказать ли ей, что папа мертв, но решил этого не делать, проявив не свойственную его возрасту мудрость: он решил, что мама и так достаточно натерпелась сегодня.

— Почему ты не позвала меня, когда появился тот человек? — вместо этого спросил он.

— Я не хотела пугать тебя, не хотела, чтобы ты это видел, — ответила Софи, со смущенным видом отводя взгляд. — Я люблю тебя, Дитер, — помолчав, добавила она.

— О, мамочка! — Чтобы скрыть замешательство, мальчик вынужден был отвернуться.

— Ну что ж, теперь я, по крайней мере, знаю, что лежало у тебя в рюкзаке, — сказала его мать уже совсем другим тоном — очевидно, она заметила его состояние.

Пять месяцев спустя после начала путешествия они наконец-то достигли Берлина. В первое время их терзал жестокий холод, затем — сильная жара. Гордость и оптимизм сменились упадком духа и страхом. Они пришли в столицу страны, потерпевшей поражение в войне, в город, который был фактически уничтожен. Стоя на усыпанной битым кирпичом улице, среди пыли разбомбленного, превращенного в руины Берлина, они наконец-то осознали реальность поражения.

Они прибыли на небольшой повозке, уставленной коробками с фруктами, которые на летней жаре быстро начали гнить. Несколько дней назад Софи обменяла свое кольцо с бриллиантом на эту повозку, лошадь и фрукты: она разумно надеялась, что в условиях нехватки продуктов сможет выгодно продать фрукты на черном рынке и с помощью вырученных денег начать новую жизнь. Но в своих планах она не учла того простого обстоятельства, что продукты должны попасть на рынок быстро. Несомненно, именно трудность перемещения по послевоенным дорогам заставила фермеров, живущих за пятьдесят миль от Берлина, с такой охотой продать ей все. А когда они медленно ехали по когда-то таким красивым улицам города, старая лошадь, которую к тому же недостаточно кормили и поили, вздернула голову, заржала и пала, опрокинув повозку. Не успели Дитер с матерью моргнуть глазом, как из руин зданий появились какие-то люди, подбежали к ним и с глазами, горящими от возбуждения, начали хватать подгнившие плоды. Лошадь все еще дергалась, когда на нее обрушились первые удары — люди с топорами и ножами принялись расчленять ее, буквально разрывая на куски. Во все стороны брызнула кровь, в воздухе повис ее сладкий запах.

Уставший и грязный Дитер отвернулся, ощущая лишь отчаяние, отвращение и грусть — он успел привязаться к старушке-лошади. Но реакция Софи была иной.

— Не смей! — услышал мальчик ее визг. — Это моя шуба!

С этими словами она вырвала свое все еще роскошное, хотя и порядком потрепавшееся меховое пальто из рук какой-то женщины. Дитер бросился вперед — как раз вовремя, чтобы успеть подхватить чемодан и саквояж, принадлежавшие его матери. Свой чемодан он спасти не успел — но, по крайней мере, у него остался рюкзак.

— Далась тебе эта шуба, — сказал он матери, когда они устало плелись по городу, пытаясь узнать улицы и отыскать дом его отца. Но все изменилось до такой степени, что сделать это было чрезвычайно трудно.

— Похоже, пока жизнь придет в норму, пройдет больше времени, чем я предполагала. Шуба понадобится нам зимой, — ответила Софи.

Она с решительным видом зашагала дальше.

— Если твоего отца нет в доме, то даже не знаю, что мы будем делать, — проговорила она.

«Или если дома больше нет», — добавил про себя Дитер, глядя на царившую вокруг разруху. Дом они все же нашли. От огромного особняка остались только стены.

— Что же теперь? — спросила Софи. Все ее тело от усталости и разочарования разом обмякло, на лице проступило отчаяние.

— Возможно, уцелел подвал, — мудро заметил Дитер, испытывая жгучее желание стереть с лица матери понурое выражение, и прошел через пролом, который когда-то был массивными железными воротами.

Дверь подвала оказалась заколочена досками, на них было мелом написано, что того, кто попробует сюда забраться, могут застрелить без предупреждения.

— Но мы же здесь не посторонние? — проговорил Дитер и оглянулся, ища, чем можно оторвать доски.

Внутри было темно, Дитеру показалось, что тут пахнет крысами и гнилью. Повсюду грудами лежал измельченный уголь, кроме того, здесь стояла кое-какая мебель.

— Мы можем все это вычистить, — сказала Софи. Было заметно, что это открытие прибавило ей бодрости.

— Тут есть вода, — крикнул Дитер от раковины, стоящей под заколоченным окном.

— Вот и чудесно. Сегодня мы будем спать в чистоте и уюте, — ответила Софи и, начав отгребать уголь от двери, запела какую то веселую песенку — впервые за много месяцев.

— Когда твой отец вернется, здесь уже будет полный порядок. Думаю, он решил пересдать окончание войны в каком-нибудь безопасном месте.

— Мама… — Дитер помолчал. — Я должен тебе кое-что сказать.

— Слушаю тебя. — Она с вопросительной улыбкой посмотрела на него, стоя в полоске солнечного света, пронизывающего мрак.

— Папа