Сердце женщины - Мухаммед Паруси Матви

— Сознаться? — вызывающе улыбнулась она. — В чем? Я ведь уже говорила вам, что не видела этих денег.

— Значит, по-твоему, тут замешана нечистая сила?

— Можно подумать, — усмехнулась Амина, — что кроме меня в этом доме никто не живет.

— На что это ты намекаешь? — возмутился Абдассалам. — По-твоему, эти деньги взял я?

— Откуда мне знать.

При этих словах Абдассалам потерял самообладание и влепил служанке пощечину.

— Молчи, воровка!

С трудом сдерживая ярость, Амина процедила сквозь зубы:

— Вы об этом еще пожалеете.

От такой дерзости Абдассалам оторопел и, чтобы скрыть свою растерянность, закричал:

— Что ты хочешь сказать этим, девка?

— А то, что я видела, — хладнокровно заявила она, — как ты задушил свою мать той ночью, но до сих пор молчала, чтобы скрыть твое преступление.

— Я задушил?.. Ты, верно, сошла с ума.

Немного оправившись от замешательства, он опять набросился на нее:

— А какое отношение имеет весь твой вздор к воровству?

— А кто же убил ее, как не тот, кто украл деньги?

Абдассалам вдруг почувствовал, что перед ним все поплыло. Он был готов накинуться на служанку и вцепиться ей в горло. Неимоверным усилием воли он взял себя в руки и угрожающе закричал, изливая в словах накопившуюся ненависть:

— Клянусь, если ты не будешь держать свой лживый язык за зубами, я сообщу в полицию, что это ты убила ее, и тогда тебе не миновать виселицы. — При этих словах он почему-то невольно коснулся рукой собственной шеи. — И, вообще, я больше не хочу тебя видеть в своем доме, потому что твоя наглость не имеет границ. Верни свое рабочее платье и убирайся вон. Чтобы духа твоего здесь больше не было, понятно?

— А ты думаешь, — ничуть не смутилась Амина, — что после всего этого я захочу здесь остаться? Отдай причитающееся мне жалование, и я тотчас уйду.

Самолюбие Абдассалама было ущемлено.

— Так тебе еще нужны деньги? Хватит с тебя тех пятидесяти гиней, которые ты у нас украла. Убирайся долой с моих глаз, воровка!

Амина злобно стиснула зубы, но, стараясь казаться спокойной, сказала:

— Ах так, господин Абдассалам! Ну хорошо, я уйду! Но знайте, что теперь вам не скрыть правды.

Еще несколько минут спустя, громко понося хозяев дома, Амина ушла, а он, оставшись в смятении и страхе, стал себя упрекать за ту поспешность, с какой выгнал эту вздорную служанку: ведь она уносила с собой его тайну, которая, будучи раскрытой, привела бы его к петле.

* * *

К губернатору провинции пришло анонимное письмо, обвинявшее Абдассалама в убийстве своей матери. В нем сообщалось, что убийство было совершено с целью завладеть деньгами покойницы, которые та скрывала от наследника. Там же были изложены подробности этого преступления и приводились веские доказательства.

Абдассалам был вызван к следователю. Тот предложил ему сесть, а сам встал из-за стола и молча стал расхаживать вокруг подозреваемого.

— Это правда, — нарушил внезапно тишину резкий голос следователя, — что вы часто говорили о своем желании убить мать?

— Убить… мать?.. — запинаясь, переспросил Абдассалам. — О чем вы говорите?

— Следствием установлено, что вы неоднократно говорили в присутствии знакомых о своем намерении убить мать, чтобы освободить ее от мучений, которые ей причиняла болезнь.

Абдассалам опустил глаза и покорно согласился:

— Да, я действительно говорил так, потому что это было желанием покойной. Но я не сделал этого, а за слова ведь не судят.

— Ну, хорошо. А скажите, где вы были в тот вечер, когда последовала смерть вашей матери?

— Я был… был… дома.

— Ложь, — крикнул следователь, — и она вас не спасет!.. Нам известно, что вы были в баре на улице Клодта-Бека. Вы очень много пили в тот вечер и, будучи уже пьяным, постоянно твердили, что убьете свою мать.

— Но разве человек отвечает за слова, которые он говорит в пьяном виде?

Чтобы ускорить ход следствия, Абдассаламу устроили очную ставку с барменом, сажавшим его в ту ночь в машину, и с шофером, отвезшим его домой. Но Абдассалам продолжал отрицать выдвинутое против него обвинение, то признавая одно, то опровергая другое. Часто его ответы были сбивчивы, а это вызвало сомнение в его непричастности к преступлению.

Затем на Абдассалама обрушился еще один удар: от помощника прокурора следователь добился разрешения извлечь тело покойной из могилы и подвергнуть его судебно-медицинской экспертизе. В ходе ее установили, что смерть женщины не была естественной и наступила от асфиксии.

Узнав о результатах экспертизы, Абдассалам сдался. Он зарыдал, закрыв руками лицо. Сквозь судорожные всхлипывания посыпались слова признания.

* * *

На следующий день на первых страницах утреннего выпуска газет появилось сообщение об убийце, признавшемся в совершенном преступлении. Все стали ожидать новых подробностей дела: одни — проявляя сострадание убийце, другие же — осуждая его за жестокость и бессердечность. Среди этой шумихи жена обвиняемого тщетно искала возможность спасти мужа. Следствием уже были выяснены все обстоятельства убийства, а Афаф все еще не могла поверить, что ее муж убил мать из-за денег. Правда, раньше она иногда подмечала, что он способен на безрассудные и даже жестокие поступки, но всегда их прощала, понимая, что необходимо смириться, потому что он ее муж и отец ее детей и их единственный кормилец.

Афаф считала, что поступок Абдассалама не был обычным, преднамеренным убийством. Здесь имелась своя гуманная сторона, по-человечески понятная, которую мог бы использовать хороший защитник, чтобы облегчить участь ее мужа. Но где ей найти такого адвоката? Кроме того, у нее не хватило бы денег оплатить хотя бы часть гонорара, который может запросить защитник в этом случае.

Наконец дело Абдассалама передали в уголовный суд, и теперь жене несчастного не оставалось ничего иного, как уповать на милосердие всевышнего.

Долгое время Афаф думала о том, как ей спасти мужа, и вдруг в ее голове мелькнула смутная надежда. Она вспомнила о господине Хамди Абдальджалиле, известном адвокате. Его голос можно было часто слышать на самых крупных судебных процессах, он был настолько знаменит, что наверняка смог бы добиться пересмотра дела Абдассалама. Господин Хамди приходился Афаф дальним родственником. Он происходил из семьи среднего достатка и, еще будучи юношей, страстно желал изучить право. Обладая от природы острым умом, он, благодаря своей настойчивости и трудолюбию, стал прекрасным адвокатом. Юриспруденцию он считал делом своей жизни и отдавал ей себя без остатка, не обращая внимания на мирские соблазны и наслаждения, так что когда ему перевалило за четвертый десяток, он все еще не был женат.

Афаф не виделась с господином Хамди с тех